– Ты что делаешь, Ромка?
– Дрова рублю! – злобно отозвался в трубке Казарян.
– Бросай колун, езжай ко мне, – приказал Смирнов.
– Ты что думаешь, у меня других забот нет?! – бешено залопотала трубка. – Крестничек твой, Армен, цветок жизни, мать его за ногу, тут такое устроил!
– Ты его от моего имени высеки, Рома.
– Его высечешь, – пожаловался Казарян и добавил: – Я ему морду набил.
– Ну, вот видишь, все дела сделаны, валяй ко мне.
– Не могу, Саня.
– Ты что, еще прощения у Армена не попросил?
– Ага.
– Ну и черт с тобой! – вдруг обиделся Смирнов и бросил трубку.
Альки – нету, Ромки – нету, дела – нету. А всего-то половина шестого. Смирнов включил телевизор. Всюду бурлила жизнь. Спорили, кричали, иронизировали – убежденно, с удовольствием, без тормозов. Хорошо! Убедившись, что все в порядке, Смирнов телевизор выключил и пристроился на диванчике. Ногу натрудил, и она заныла. Ныла, ныла и стала понемногу затихать. Незаметно подкатило томное преддверие сна. И – надо же, грянули длинные звонки междугородной. Естественно, Лидия.
– Ну, как ты там? – так, между прочим, осведомилась через тысячу с гаком верст Лида.
– Да все нормально.
– А дела?
– Какие дела? – удивился жениной осведомленности Смирнов, но вовремя вспомнил, что смылся он в Москву по наспех сочиненному поводу – хлопотать о пересмотре его не по чину скромной пенсии. – А-а, дела! Дела в порядке. Обратился в министерство с подробнейшим ходатайством. Алька помогал бумагу составлять. Теперь вот жду аудиенции.
Врал Смирнов убедительно, как в молодые годы. Лида верила.
– Ты к Валерке обратись. Он поможет.
– Не буду я обращаться к твоему знатному брату, – мрачно и на этот раз абсолютно искренне заявил Смирнов.
– Почему ты его не любишь, Саша? – в который раз задала вопрос Лида.
– О, господи! – взмолился Смирнов и, давая понять, что разговор о брате безоговорочно прекращается, спросил: – Как дома?
– Дома как положено, – холодно ответила обиженная Лида и задала главный вопрос: – Когда появишься?
– Да, понимаешь, все зависит от начальства. Подожду немного для приличия, а потом начну действовать: ходить, нажимать…
– В Москве хорошо, Саша? – спросила Лида. И Смирнов не стал притворяться, ответил:
– Хорошо.
– Дурачок ты! – ответила всепонимающая Лида. – Как нагуляешься, бери бабку Варьку с выводком – и к нам.
– Будет сделано!
– Пьете втроем сильно?
– Да что ты, Лида!
– Знаю я вас. Ну, в общем, скучаю без тебя. Целую. – И повесила там, далеко-далеко, трубку.
Пронесло. Смирнов обрадовался – захотел есть. Прошел на кухню, открыл холодильник, посмотрел на початую бутылку водки, только посмотрел, достал масло, яйца, быстренько сделал яичницу и с огурчиками-помидорчиками умял ее. Попил кофейку со сливками и осоловел. Вышел на балкон – развеяться. Город утихал. Ушел общий шум, и стали прорезаться отдельные звуки: звонкий детский голос, грубый мужской смех, грохот бросаемых магазинными грузчиками ящиков. Прибегал и убегал автомобильный шелест. День кончился, но до темноты еще далеко. Нет конца безработной субботе. А впереди еще воскресенье.
Он покопался в Алькиных кассетах. "Если наступит завтра". На три часа. Подходит. И интересно все-таки, что будет, если наступит завтра. Смирнов включил видео. Начались головокружительные приключения дамочки, чья фантастически обаятельная улыбка шоково действовала на персонажей и зрителей. Смирнов с трудом прервался на программу "Время", и, даже не дослушав прогноз погоды, вновь кинулся вслед за дамочкой в немыслимые авантюры. Не заметил, как совсем стемнело.
Дамочка-авантюристка вместе со своим напарником-любовником решили грабануть амстердамских ювелиров. Смирнов напрягся в ожидании. И тут вырубилось электричество. Тьма беспросветная до тех пор, пока не проступил серо-туманный просвет окна, по которому Смирнов сориентировался в настоящем моменте жизни. Осторожно поднял, ощупал ставшую привычной самшитовую палку и опасливо, как по болоту, направился к двери.
Из-за двери уже доносились взволнованные соседские голоса, еле слышимые – хорошо была оббита дверь. И вдруг совсем рядом:
– А у Спиридоновых кто-нибудь дома есть?
