— Да, но нет. По очереди — ладно, но так…
У меня-то нет твоего опыта, я привержен классике. И ожидаю худшего.
Он взял меня под мышки и приподнял, оторвав от пола:
— Ты будешь лучшим.
* * *
Когда она вернулась, мы заканчивали раскладывать двуспальный диван.
— Вы еще одеты? Шевелитесь, а то я рассержусь.
Она легла на простыню лицом к нам. Скрестила ноги, легонько поглаживая свои груди, подняла их, дотянулась языком. Я медленно, «вдумчиво» снял рубашку и брюки, в то время как Максим срывал с себя все. Вдруг его пальцы замерли на резинке трусов. Он повернулся ко мне — я сражался с последней пуговицей ширинки.
— Встань лицом к стене, пожалуйста. Я нервничаю, это у меня после острова Ре. Сосчитай до ста и присоединяйся.
Я уткнулся лбом в обои и принял игру, умирая от желания и сдерживаемого смеха. Их стоны мне не только не мешали, но и возбуждали до такой степени, какой я и вообразить не мог.
— Mijn zootje! — то и дело взвизгивал Максим.
— Давай же, давай! — крикнула Полина.
Только услышав свое имя, я понял, что она обращается ко мне.
Я прерываю обратный отсчет, поворачиваюсь, стаскиваю трусы. Она сидит верхом на Максиме, отчаянно извиваясь. Он лежит поперек дивана, колотя по нему руками, точно борец, пытающийся освободиться из захвата. Она вдруг замирает, поворачивает голову ко мне.
Я подхожу, держа член в руке. Она с лихорадочным нетерпением распаковывает один из рассыпанных по простыне презервативов, ощупью надевает его на меня, впившись губами в мой рот. Я встречаю взгляд Максима, и тот, застыв в теле Полины, по-доброму улыбается мне, в то время как она направляет меня к своим ягодицам, шепча нежные непристойности. — Это в первый раз, — извинился я.
— У меня тоже, — ответила она, чтобы я расслабился.
И, от нежности до животной страсти, от согласия до полной потери себя, мы кончили все вместе, одновременно, спустя вечность, показавшуюся мне одним мигом.
* * *
Тепло солнечного луча разбудило меня в объятиях Максима. Мы отпрянули друг от друга, обнаружив, что Полина исчезла.
— Не может быть! — возмутился Максим. — Который час?
— Полдень.
Нижнего белья на столе не было, платья и туфель на полу — тоже. Он вскочил с дивана, выкрикивая ее имя, обшарил все комнаты в поисках любовной записки, прощального письма, хоть какого-нибудь знака. Ничего.
Разбитые и проголодавшиеся, мы выпили чаю, съели холодных омаров. И тут же, уткнувшись носом во вчерашние приборы, подвели итог. Ни слова о жаркой и пронзительной ночи, в которой счастье нашего союза стало очевидностью без границ. Проблемой было все остальное.
— Я ее знаю лучше тебя, Фарриоль, уж если она что решит, пиши пропало. Скажу тебе больше, она ведь не утехи ради захотела со мной трахнуться, а чтобы укрепиться в своем решении. Ты думаешь, она дала себе волю, — ничего подобного. Она скрепила пакт. С собой. Только с самой собой. Я даже не последняя шалость, я сургучная печать!
— А я? Как ты позиционируешь меня в этом пейзаже?
— Послушай, северная сторона, не хотел тебя огорчать, но ты вообще ни при чем. Почему, ты думаешь, она тебя пригласила, как по-твоему? Ты послужил предохранителем.
Я поперхнулся клешней омара, едва не рассмеявшись ему в лицо.
— Да ну?
— Она решила выйти замуж, а тут — бац! — я выхожу из тюрьмы. А должен был мотать еще как минимум восемь лет. Катастрофа. Что она делает? Она меня по-прежнему любит, но уже изверилась, а время идет, биологические часы тикают и все такое, вот она и говорит «да» биному, думая, что лучше никого не найдет, типа надежнее, и что надо наконец поставить точку. И все же ей неймется увидеть меня в последний раз. Вот она и приглашает со мной тебя, чтобы не закоротило от перенапряжения.
— Может, она и меня тоже любит, — возразил я. — Или любит только меня. А предохранителем работал ты.
Он замолчал, подумал, взял у меня из рук щипцы для орехов и заключил:
— Как бы то ни было, предохранители или нет, мы с тобой перегорели. Мы одноразовые, дружище. На кой мы ей теперь, в ее жизни? Ты вот петришь в программном обеспечении? Ты сможешь взломать коды Пентагона и Гугла, сумеешь послать вирусы в Японию, чтобы обрушить биржу? Я обречен шантажировать политиков, разживаться компенсациями и комиссионными, а ты кто? Мечтатель, и только. Мы вчерашний день, старина. Что нам осталось? Моя мышиная возня да твои книжонки. Мой каталог хостес и твои поклонницы, когда нам захочется хорошего траха в память о Полине. Тошно мне, знаешь, что она нашла счастье с этим плеймобилом.
