— Ну а вообще, как вы с ним поговорили? Что он сказал про вашу книгу?
Застигнутый врасплох, я передал два-три его комплимента. Сказал, что он узнал себя.
— В чем? В том, как вы толкаете женщину, которая вас любит, на измену?
Ее голос снова был полон горечи. Глупо, что я позволил увлечь себя на это минное поле.
— Не я, — поправил я. — Мой герой. Я пишу «я», но я…
— Это ничего не меняет. Он узнал себя в добровольном лузере. В земляном черве, кончающем жизнь самоубийством.
Я поморщился, задетый этим упрощенным подходом. Была ведь в моей книге и надежда. Или хотя бы искупление. Но действительность играла против меня. Вдыхая запах своего мужчины, исходивший от моей кожи при малейшем движении, абстрагироваться было трудно.
— Как вы нашли его состояние духа? Сцепив руки на коленях, она переплела пальцы.
— Хорошо. Не строит иллюзий, но верит.
— Во что?
— В справедливость, — сымпровизировал я. — Он рассказал мне, в какую западню угодил. Наркодилер, застреленный из его оружия, алиби, которое он отказывается предоставить, связи Сонназа с игорной мафией…
Ее лицо преобразилось, уголки губ дрогнули в улыбке от счастья, в которое она как будто не смела поверить. Она сжала мои запястья, подавшись ко мне порывисто, как девчонка, и разрез юбки съехал к внутренней стороне ляжек.
— Он вам все рассказал? Гениально! И вы сказали «да»!
Я не успел спросить: «На что?» — она продолжала:
— Это будет колоссальная книга! Вы откроете правду, разразится скандал, все встанут на его защиту, и он будет оправдан!
Она повернула голову к кухне, где мадам Вуазен включила телевизор. Передвинулась ближе ко мне и зашептала прямо в ухо:
— Мне он никогда ничего не говорил — берег. Но я знаю, в какое дерьмо он влип из-за Сонназа. Нет, тот его в беде не оставит, если самого не прижмут, но я поняла: выход — это вы! О! Как я счастлива… Вот увидите: Максим — это сюжет вашей жизни!
На такой энтузиазм я даже не смог отреагировать. Ее левая грудь касалась моей руки, и все остальное в тот момент было не важно. Доверчивым движением, от которого я оцепенел, она опустила голову мне на плечо.
— Я больше ничего не могла для него сделать, Куинси. Как женщина. Ему был нужен друг. Я не знаю, как вас благодарить… Хотя нет, ясно как. Посмотрим.
Я вконец растерялся. Перспектива, которую она открыла для нас двоих, чтобы тут же ее закрыть, простой переменой тона превратив порыв благодарности в жертву, лишила меня дара речи.
Полина резко выпрямилась, вскочила на ноги:
— Ну, за работу! — И вложила мне в руку мою авторучку. — Подпишите те, что уже проданы, сэкономите время. Вот этот для Раймона, спутника мадам Вуазен. У них у каждого свой экземпляр.
Я отвинтил колпачок, уронил ручку, вытер кляксу. Она стояла, заложив руки за спину, и с лукаво-смущенной гримасой наблюдала за состоянием, в которое сама же меня повергла.
— Мне очень жаль, если я вас шокировала, я вовсе не собиралась предлагать вам трах…
— Нет, нет, — невпопад ответил я.
— Но я очень тронута тем, что вы так это восприняли. У меня есть один жизненный принцип: любовь нужна для того, чтобы из нее рождалась дружба. Иначе как? Влюбились, переспали, надоели друг другу, разбежались, нашли себе других и все забыли. Какой интерес?
Она призывала меня в свидетели, и я согласился — совершенно искренне: никакого. А она продолжала:
— А вот заниматься любовью с настоящим другом просто гениально.
Я покивал с видом знатока, как будто всю жизнь только и делал, что связывал воедино долг дружбы с любовными утехами.
— Да что они, в конце концов, творят? — Влетевшая в магазин мадам Вуазен была вне себя от возмущения. — Я звонила на Франс-3, там не отвечают, им давно пора быть здесь, они же провалят прямой эфир!
Она уткнулась носом в застекленную дверь.
— Вот для Раймона, — сказал я Полине «теплым» голосом.
Прочитав надпись, она шепнула:
— Это как-то безлично. Добавьте что-нибудь о передвижной библиотеке. Поощрительный намек на «Ниву». Он оборудовал салон, сделал стеллажи и все прочее и очень этим гордится. Настоящий самоучка, как Максим.
Полина произнесла имя почти недрогнувшим голосом. Видимо, теперь, когда она нашла биографа для своего ненаглядного, разлука пугала ее куда меньше.
