— Мам, я есть хочу! — крикнул. — Слона бы съел! Я голоден!
А был влюблен.
На мир опустилась Вселенская Любовь. И по пути в школу, встречая друзей, посторонних прохожих, казалось мне — все они объединены одной единой Тайной. И имя тайне — Любовь. Это как пароль. Скажи им это слово, и тебя поймут, и станут близкими. С другой стороны я знал: у них не было того, чем я обладал — и нес им нечто, что сделает их счастливее: нес им свои чувства! Я был как сосуд — хрупкий и прозрачный — и светился…
Я понял, для чего родятся люди, — для таких вот встреч. Я рос для этого — чтобы испытать такие чувства… Передо мной распахивались такие дали! Как опрокинутые небеса… Что, оказывается, может испытать человек! Я млел от ужаса — сладкого и томного. То леденели руки, и зубы начинали выстукивать дробь — не мог и двух слов друзьям сказать, то кидало в жар, и речь моя лилась свободно, и шутки вылетали одна за другой… Мне то хотелось делиться своими ощущениями, откровенно рассказать о ВСТРЕЧЕ, то открыть все, затаится, и, в эгоистическом приступе, смаковать свои чувства — ни с кем не делясь…
Когда подошел к дверям класса, то понял, — увижу ЕЁ. И двери открыть не смог. А когда все же вошел, наши с ней взгляды столкнулись — как электрический разряд! Мы их спешно отвели. Мои щеки потеплели — я, наверное, краснел, а губы задрожали в улыбке — моя Тайна была и ее. И я понял еще: не надо никого — это лишь наше…
Так с тех пор и повелось. По вечерам на катке, а если было холодно в прогулках, в подъездах, мы были вместе. А днем встречались глазами и тотчас их отводили — мы стали заговорщиками. Против всех, против мира. Это следовало скрывать. Мы стали лучше, а этим не хвалятся; мы стали богаче, а это скрывают; мы стали счастливее, а этому завидуют; мы стали сильнее, а это вызывающе; наконец, я стал свободнее, а это ущерб для других! И все безвозмездно, и все без усилий, а это нечестно, несправедливо, — а как же другие? А как же с другими?! Но, странно, все это ничуть не пугало, все это вздымало! Вот эту раздвоенность, свою шизанутость мы и скрывали. Но как скроешь радость от присутствия другого? Как скроешь энергию свою? Все равно прорывалось: во взглядах, в ответах, в общении с друзьями. Это замечали, на это обращали внимание: Кирилл, ей-богу, ты тяпнул! Ну и ладно! Ну и пусть! Будьте как я! Пусть будет новое: люди, ощущения, слова!
Через несколько дней, все, кому надо, знали: Кирилл Ястребцев дружит с Ольгой Никитиной.
Прошел год. И вновь встретившись с Джалалом, понял — былых отношений не будет: мы повзрослели — вернее, повзрослел он. Подружился со старшими мальчишками, стал более циничным, презрительно сплевывал при разговоре, садился на корточки и затягивался, пряча сигарету в кулак. Уже не так охотно радовался при встречах и не звал к себе играть — интересы его стали совсем другими.
Все на мгновенье вернулось, когда зашли в столовую перекусить и нас там встретила Джейран. С Джалала упала та холодная маска взрослости, и мы шутили и смеялись как раньше. Когда сестра его ушла, Джалал посмотрел на часы (тоже вот появились) и сказал, что ему надо в одно место, с собой не звал… Я попрощался с ним и понял, что адрес его: «Кир. завод, гр.7–27, кв.12» — мне не понадобится: писать друг другу (ведь мы уезжали) нам ни к чему. Вот еще истина: все проходит…
А через пару недель отец уволился. На прощанье подарили ему натуральный национальный ковер: большой, толстый и очень дорогой; и невообразимый сервиз с его родной линии: глиняные чашки, чашечки и чашищи; таких же размеров и неповторяющихся форм заварные чайники; целые горы тарелок, несчетное количество пиал; вазы для фруктов; вазоны для цветов; салатницы и рыбницы — и все это было тяжелое, глазурованное, с выдавленным и вдавленным орнаментом, грубоватое, стилизованное под ручную, топорно-старинную работу. А уж кувшинов — толстых, тонких, с высокими и короткими горлышками, с ручками и без — столько, что не знали куда деть…
Еще раньше он продал свою «Волгу». Сделали какую-то комбинацию с продажей квартиры: фиктивно развелись с мамой, потом мама так же фиктивно расписалась с покупателем, прописала его на этой жилплощади, вновь развод, но квартира уже за покупателем, а деньги у родителей и без высоких налогов на куплю-продажу, оформление всяких бумаг и взяток чиновникам. На все манаты папа купил доллары и отбыл в Россию, в свой родной город. Оказалось, за пару лет списался со своим другом юности, ставшим каким-то крупным госчиновником, и тот нашел ему место по профилю. Сейчас надо было утрясать необходимые формальности и шероховатости.
