…Жила Ольга на четвертом этаже. На лифте мы не поехали. Прошлись пешком. Открыла дверь своим ключом, крикнула в глубь: «мам, я не одна». Из кухни, рядом с прихожкой, появилась женщина в переднике — обтирала руки полотенцем. Стала ясно на кого похожа Ольга: те же глаза, та же улыбка, форма ушей, нос… Мы поздоровались.
— Мой одноклассник — Кирилл, — знакомила Ольга, — моя мама.
Я страшно смущался.
— Можешь звать Валентиной Дмитриевной, — улыбнулась та. — Значит, вот он какой-чемпион, слышали, слышали… Давайте, раздевайтесь, в зал проходите.
— Мы ко мне пойдем… — Ольга упорхнула.
— Кирилл, вон тапочки. Чай скоро будет готов.
На мои попытки отговориться, типа: не надо, не хочу, спасибо — лишь улыбались, отказов не принимаем, с пирогами в самый раз.
Ольга уже махала рукой: идем.
Надо сказать, что спальня ее внушала уважение к усилиям владельца: Все стены были оклеены плакатами, постерами, обложками журналов — с фотографиями кумиров, поп-идолов и рок звезд. Из киноактеров преобладал «утопленный» Леонардо ди Каприо и более солидный и мною уважаемый Джон Траволта. Оторваться от стен было трудно, и во время легкого трепа я все вращал голову и тянул шею во все стороны.
Появился рыжий кот, который оказался наглым и довольно бесстыже лазал по столу, окну, кровати и брезгливо дергал хвостом. Ольга его любила, гладила и ласково тютюшкала.
Потом мы смотрели фотографии (ради этого, в принципе, и был затеян поход в гости). Яркие, красочные фотки были упакованы в большой фотоальбом и каждая сопровождалась комментарием. Надписи вырезались Ольгой из газетных и журнальных заголовков, и были остроумны и смешны.
Нас позвали пить чай. В зале, на столике, стояли вазочки с вареньем, пирожками и печеньем, дымились кружки. Валентина Дмитриевна живо интересовалась моими успехами на дорожке, школьными делами, вспоминала свои школьные годы.
Когда чай был выпит, и она собиралась нас покинуть, раздался звонок. «Это отец», — сказала Валентина Дмитриевна, и пошла открывать. Да, попал я!
— Охо-хо, холодно! — донеслось от двери. — Встречайте Деда Мороза! Пришел марток — одевай трое порток!
Голос был густой, басистый. Ольгина мама что-то сказала и вновь раскатилось:
— Ну-ну, гость — это хорошо-о, дай-ка, мать, посмотрю…
От двери было видно плотного коренастого мужчину в зеленой военной одежде. От Ольги я знал, что отец ее работает в военкомате. Он прошел в зал, потирая руки.
— На остановке хо-олодно, наро-од стои-ит, жде-ет, — говорил он добродушно, растягивая гласные и делая ударение на последних слогах, — а транспорта не-ет. В общем, безобра-а-азие.
Моя рука утонула в его ладони. Такое ощущение, будто пожимаешь гранит.
— Ну-с, добрый вечер, молодой человек. Будем знакомы, — он внимательно разглядывал меня, — Павел Петрович.
— Кирилл.
— Мать, приготовить нам чайку. Посиди-им, поговори-им…
— Да мы уже, — улыбнулась Ольга.
— Ничего-о, — проговорил Павел Петрович, — пока самовар не выдуем, гостя не отпущу-у…
Он подмигнул мне.
С приходом этого человека в квартире, будто тесно стало: голос его громыхал и в спальне, и в ванной. Он напевал: из-за острова, на стержень, а на замечание Валентины Дмитриевны о том, что он когда-нибудь подарит свои уши морозу, подшучивал: нет, не отдадим, а пристанет — мы его прихло-опнем, вот так… и похлопывал, тер себе уши: вам-то хорошо — в платка-ах, в шаля-ах!..
Я тушевался, на его шутки отвечала Ольга, ее поддерживала Валентина Дмитриевна. Павел Петрович легко отбивался и давил их своим командирски поставленным голосом.
За разговором и большим количеством выпитого чая, время пролетело быстро. Когда я было собрался уходить, Павел Петрович заявил, что без ужина меня не отпустит: мать, как у нас там? Но я действительно задержался и отговаривался: и родители будут беспокоится. Телефон есть? Павел Петрович, я бы с удовольствием, но мне действительно надо… Ну что ж, если надо — так надо… Меня проводили: ну заходи, чемпион, всегда рады…
Шел домой переполненный чувствами: с такими хорошими людьми я познакомился. Да, главное в этом мире — добрая встреча…
