«Х-ха! Думаете, что художника может обидеть каждый?!»
Обжигаясь, Глеб поочередно подставлял сложенные ладони под горячие и холодные струи экономного умывальника. Смиренно и очень крепко растерся казенным полотенцем.
Прежде чем провалиться в глухой и тяжелый сон, Глебу удалось подумать:
«Вроде как я сказал этому роботу-домовому, что мой вылет в 11.30, а не в 10.30? Нужно бы мне пораньше встать, а то со всеми этими террористическими неприятностями в здешних аэропортах я рискую опоздать. A-а, будь что будет…»
Утром в 7.05, решительно сбежав по неприятельской лестнице в холл, Глеб Никитин все же постеснялся так сразу, с ходу тревожить расспросами одинокого старичка в клетчатом пиджаке, сосредоточенно что-то жующего в предрассветной столовой. Суровое объявление на рецепции гласило: «Все вопросы по завтракам и вызову такси — только после 7.00».
Глеб с удовольствием пнул закрытую дверь с надписью «Охрана».
— Мне нужно заказать такси в аэропорт. Прямо сейчас.
Паренек-охранник заспанно похлопал на него белесыми ресницами и с тревогой посмотрел в книгу записей.
— Девятая комната? Но у вас же заказ такси на 8.30!
— Нужно сейчас!
— Но это невозможно, сэр!
Настроение Глеба позволяло показать щенку, как нужно снимать трубку телефона и вызывать такси для сэра, если сэр того желает, но он сдержался.
— Я опаздываю.
…На улице перед входом в их чрезвычайно уютный и гостеприимный отель утренний старичок, счастливый уж тем, что беспрепятственно справился со своими полезными сухариками, грузил сумки и пакетики в подъехавшую машину. Охранник выскочил из дежурной каморки, суетно подбежал сначала с каким-то вопросом к пожилому постояльцу, потом такой же рысцой и к водителю такси. И приглашающе махнул капитану Глебу рукой.
Все было не так. Все вокруг раздражало. Или это происходило с ним оттого, что на протяжении всего своего предварительного пути, и этой ночью, и утром он никак не мог четко сформулировать для себя предстоящую задачу.
«Слишком много неизвестного…»
Были только уверенность и ясное понимание необходимости своего движения к данной цели.
«Ну, если кто-то так мило пошутил…»
Ранняя свежесть утра бодрила.
…Седовласый таможенный клерк, привычно и важно поправляя на ленте транспортера корзинки с обувью и верхней одеждой, очень оживился, когда увидел в очередной порции предметов ремень капитана Глеба. Британский «почтировесник» внимательно осмотрел очередь многочисленных авиационных пассажиров, мгновенным взглядом выделил среди всех Глеба Никитина, встретился с ним глазами и восхищенно поднял вверх большой палец. Не решаясь дотронуться до пряжки классного ремня и тем самым нарушить ужасно строгую инструкцию, служака показал на нее указательным пальцем в перчатке и еще раз понимающе улыбнулся Глебу.
«Наш человек! Хоть и с пистолетом…»
Даже когда самолет прогрохотал шасси по последним метрам лондонской земли и взмыл в небо, капитан Глеб не смог сразу привычно расслабиться. Он глубоко вздохнул и резко, сквозь зубы выдохнул.
«У меня есть еще восемь часов полета. Думать, думать…»
Огромный летающий киноконцертный зал под названием «Боинг-777» был полон. Обслуга проворно сновала по роскошному салону, девушки дежурно улыбались, привычно совершали свою работу и переглядывались, удивляясь такому количеству пассажиров.
Верный своей привычке замечать детали, Глеб осмотрелся по сторонам. Отметил, как еще перед взлетом вышколенно заняли свои места в салоне мужчины-стюарды, как по команде из кабины они вручную, каждый на своем борту, нажали дублирующие клапаны закрытия дверей. Потом привычно и одновременно перешли к двери своего коллеги и проверили выполнение им этой же команды.
Место капитана Глеба у окна оказалось занятым. Маленькая кудрявая девочка и молодой, европейского вида, мужчина уже успели удобно расположиться на соседних креслах, оставив свободным только место у прохода.
Симпатичная и, несмотря на общую пассажирскую суету, очень спокойная юная леди была занята делом. На ее откинутом столике вольно расположились фломастеры, блокнотик, крошечная розовая сумочка и еще куча каких-то блестящих мелочей. Среди разноцветных каракулей, заполнявших верхний бумажный листок, она старательно и крупно выводила: «I am».
