— У него на предплечье была рана поглубже, чем у меня на животе.
— Нет, только куртку порвал. Хорошо так порвал, ну и руку слегка оцарапал. Крови было много, — наверное, это и обмануло тебя. А я эту кровь стер, вот и все. — Я понял, к чему идет дело. Снорри хотел, чтобы его тоже подлечили. Ну уж нет. Порез на руке Мигана отнял у меня слишком много сил — после целой ночи с сестричками де Вир я и то был бы поживее. А после раны Снорри вообще буду еле ползать. — Прости, но я… Ой! Вашу ж мать, как больно!
А я всего-то чуть ударился лодыжкой о валун.
— Ну да, — сказал Снорри, — тот, кто мог стереть такой порез, уже давно выправил бы себе лодыжку, а я, должно быть, ошибся.
Я сделал еще три мучительных шага, потом уселся на ближайшем валуне.
— Знаешь, между прочим, и правда больно. Попробую подлатать. — Я старался сделать все по-тихому, но он стоял над душой, скрестив руки на груди, — этакий здоровенный, подозрительно настроенный норсиец. Мысль о том, чтобы спуститься на здоровой ноге, была слишком соблазнительной. Я сжал зубы, обхватил сустав и потянул. Снорри поднял бровь. Я попытался добраться до источника магии внутри себя и потянул сильнее.
— Я… гм… могу оставить тебя одного, момент все-таки деликатный.
Тонкая линия сжатых губ в черной бороде никоим образом не выдавала насмешки.
— Ты что, издеваешься?
— Ага.
Я попробовал немножко пошевелить больной ногой.
— А, матьтвоюрастак!.. — Ругательства перешли в нечленораздельный вопль.
— Не вышло, да?
Я медленно встал. Казалось, все, что я сделал с Миганом, было все равно что щекотка, — сам с собой такого нипочем не сделаешь. И вообще, что толку было лечить Мигана, если Снорри все равно скинул его с обрыва? Может, это был единичный случай. Я очень на это надеялся.
— Ну что, попробовать? — Я протянул руку к раненому боку норсийца.
Он отшатнулся.
— Не надо. Когда мы соприкасаемся, происходит всякое нехорошее, и, сдается мне, в этот раз будет похуже, чем в прошлый.
Я помнил, как потянулся к его руке, когда соскользнул вниз. В ретроспективе то, что случилось с моей лодыжкой, выглядело меньшим из двух зол. Если бы я смог тогда ухватиться, может, мы бы оба сгорели, как тот мертвяк.
— Да что ж такое творится-то? — Я поднял руки, ладонями к себе. — Мертвяк поджарился там, где я его коснулся. И ты. — Я посмотрел на Снорри, теперь сердито, испуганно и сердито, не заботясь о том, что это может его обидеть. — Ты! Это с тобой что-то не так, норсиец. Я видел эти черные глаза. Я видел… дым. Черт, скажу уж, как есть: я видел, как тьма вилась вокруг тебя, когда ты убивал, словно твой топор высекал эту ерундовину из воздуха. — И тут до меня дошло. — Вот что в тебе, а? Темные глаза, темные сны. Тьма!
Снорри поднял топор, задумчиво оглядывая его. На миг я подумал, что он меня ударит, но он лишь покачал головой и мрачно улыбнулся.
— Ты только сейчас понял? Это проклятие, которое ты навлек на меня. На нас. Твоя ведьма, Молчаливая Сестра. Это нарушенное заклинание, эта двойная трещина, которая гналась за тобой, — темная и светлая. Я забрал тьму, а ты — свет, они шепчут нам и рвутся наружу. На Севере мудрые женщины говорят, что мир — это ткань, сотканная из множества нитей и натянутая на реальность. Мир, который мы видим, тонок. — Он поднял большой и указательный пальцы, почти соприкасающиеся. — Там, где он рвется, разверзаются глубины. И мы разорваны, Ял. Мы несем на себе раны, которых не можем узреть. Мы несем их на север, а мертвые хотят остановить нас.
— Слушай, может, вернемся? В конце концов, моя бабка — Красная Королева. Она сможет это как-то поправить. Мы вернемся и…
— Нет, — оборвал меня Снорри. — Я вытащил принца из дворца, но дворец намертво застрял в его сиятельной заднице. Прекрати уже, наконец, жаловаться на любые трудности и сосредоточься на том, чтобы выжить. Здесь, — он махнул топором в сторону темных гор, — здесь надо жить одной минутой. Смотри на мир. Ты молод, Ял, ты ребенок, который отказывается взрослеть. Давай уже взрослей, а то так и помрешь юнцом. Что бы тут ни творилось, началось все в Вермильоне. Какая бы война там ни шла, все идет к поражению. Мертвый Король хочет убить нас, потому что мы несем силу Сестры на север.
