«Давай посмотрим», — отвечал я и тянулся к ней. И та ночь действительно была удачной. В любом случае я считал себя жертвой бабушкиной убежденности в ценности всеобщего образования. Тяжко парню, когда дамы, которых он хочет поразить, оказываются начитаннее его. Думаю, кузина Сера смогла бы назвать все созвездия на небе, да еще и накатала бы в процессе сонет.
— На склонах Уулиска меня не поймали, — сказал Снорри.
Я нахмурился, продолжая глядеть на звезды и пытаясь понять, о чем это он.
— Чего?
— Я сказал вашей королеве такое, что она не могла не поверить, — я был.
— Был — что?
Я все еще не мог понять, при чем тут звезды.
— Я сказал, что Сломай-Весло поднялся вверх по Уулиску. И что там они напали на нас, ундорет были сломлены, мои дети потерялись. Я сказал, что он привел меня на свой корабль в цепях.
— Да, — сказал я, пытаясь припомнить хоть что-то из этого. Я помнил тронный зал, набитый битком, ноющие от неподвижности ноги, недосып и похмелье. Детали рассказа Снорри — едва ли, разве что я счел его тогда беспардонным вруном, а вот теперь оказалось — все это правда.
— Когда весна приходит в Уулиск, это случается мгновенно, как война! — сказал Снорри и поделился со мной своей историей под треск огня у нас за спинами, а над нами светили звезды. Он плел слова из темноты, создавая из них картины слишком яркие и отчетливые, чтобы я мог от них отвернуться.
В то утро он проснулся от глухого треска льда. Долгие дни темная вода мерцала посреди фьорда, но сегодня полынья серьезно расширилась, и с первыми лучами солнца из-за хребта Уулискинд лед протестующе застонал.
— Вставай! Вставай, бестолочь ты здоровенная!
Фрейя стянула с койки шкуры, и холодный воздух защипал тело. Снорри заворчал, вторя льду. На улице лед отступал перед весенним теплом, в доме муж отступал перед матерью семейства, готовой вымести зимнюю грязь и широко распахнуть ставни. Было ясно, что оба не выстоят.
Снорри потянулся за рубашкой и штанами и так широко зевнул, что едва не вывихнул челюсть. Фрейя хлопотала вокруг и, когда он попытался ухватить ее за бедра, легко увернулась.
— Веди себя прилично, Снорри вер Снагасон. — Она принялась перетряхивать постель и выгребать снизу сухой вереск. — На склоне Пель пора чинить загоны, а то, того и гляди, козлики прорвутся к козочкам.
— Козлику нужна козочка, — буркнул Снорри, но встал и направился к выходу. Фрейя была, как всегда, права. Заборы не удержат ни коз, ни волков — по крайней мере, в таком виде, в каком они оказались к исходу зимы. Он взял со стены железную пилу. — Вер Магсон обещал перекладины. Дам ему за это бочку соленого хека.
— Обещай ему полбочки и сначала проверь балки, — сказала Фрейя.
Снорри пожал плечами, промолчал и улыбнулся. Он прихватил с собой тюленью шкуру, стальной нож и точильный камень.
— А где дети?
— Карл рыбачит с сынишкой Магсонов. Эми ушла искать свою деревянную куклу, — Фрейя отодвинула к стене нечто, завернутое в меховые покрывала, — а Эгиль все еще спит, и нечего его будить!
Ее голос звучал повелительно, и нечто пошевелилось, что-то жалобно пробормотало, и показался клок рыжих волос.
Снорри натянул сапоги, снял с крюка овчину, похлопал по боевому топору, повешенному над притолокой, и распахнул дверь. Стало холодно, но это был не колючий холод зимы, а влажный и почти мягкий — начиналась весна.
Каменистый склон поднимался от его порога мимо полудюжины таких же каменных хижин на ледяной берег Уулиска. У зимней пристани покачивались рыбачьи лодки, прикрытые от зимних снегопадов досками. По льду шло восемь старых, потрепанных холодными ветрами причалов на сосновых сваях. Городок назвали в их честь — Восемь Причалов — еще в те времена, когда восемью можно было гордиться. В Эйнхауре, в шести километрах отсюда, было двадцать, если не больше, но когда дед деда Снорри поселился здесь, в Восьми Причалах, на месте Эйнхаура были лед и голые скалы.
Маленькая фигурка пробиралась по самому длинному причалу.
— Эми!
На крик Снорри повысовывались головы из окон и дверных проемов, раскрылись ставни. Девочка от испуга едва не свалилась с причала, чего он, собственно, и боялся и почему закричал. Но она сохранила равновесие и устояла, хватаясь пальчиками за обледеневшую деревяшку, светлые волосы упали на лицо. Ноги почти соскользнули, еще немного — и фьорд поглотит ее, холод лишит дыхания и силы.
