Самый рослый из стражников, в до блеска начищенной бронзовой кольчуге, с алым плюмажем на шлеме, молча распахнул левую створку двери и впустил меня. Мои усилия подружиться с дворцовой стражей не распространялись на избранных людей моей бабушки: для этого они были слишком высокомерны. И им слишком хорошо платили, чтобы они могли впечатлиться моей щедростью, да еще наверняка и прекрасно знали, что я из себя представляю.
Я прокрался внутрь, не будучи объявленным, и поспешил по гулкому мраморному полу. Мне никогда не нравился тронный зал. Ни его величавые своды, ни история, запечатленная в мрачном камне, не отвращали так, как то, что во дворце нет путей для отступления. Стражи, стражи, опять стражи — и эта ужасная бдительная старуха, которая считает себя моей бабушкой.
Я пробрался к своим девяти родным и двоюродным братьям и кузине. Похоже, это была особая аудиенция для королевских внуков: девяти младших принцев и единственной принцессы Красной Марки. По праву я должен был быть десятым в очереди к трону после своих двоих дядьев, их сыновей, своего отца и старших братьев, но старая ведьма, которая грела этот трон уже сорок лет, имела собственные представления об очередности. Кузина Сера, без единого месяца восемнадцати лет от роду, не обладающая ничем, что подобает принцессе, была любимицей Красной Королевы. Я не стану лгать, Сера умела сводить мужчин с ума, и, соответственно, я бы с радостью пренебрег общепринятыми взглядами на то, что можно и что нельзя делать вместе двоюродным братьям и сестрам. На самом деле я уже не раз пытался ими пренебречь, но кузина била с правой руки так, что мало не покажется, и охотно лупила по самым уязвимым частям мужской анатомии. Сегодня она явилась в замшевом костюме для верховой езды, более уместном на охоте, чем при дворе, но, черт возьми, была хороша.
Я проскользнул мимо нее и растолкал братьев, чтобы встать в первых рядах. Росту я приличного, повыше многих мужчин, но обычно предпочитаю не стоять рядом с Мартусом и Дарином. На их фоне я мелковат, а учитывая, что мы похожи — те же темно-золотые волосы и карие глаза, — меня так и называют: «мелкий». Это мне не по нутру. Впрочем, в этот раз я был готов к тому, что меня не заметят. Даже не из-за подчеркнутого бабушкиного неодобрения. Это из-за той, с бельмом. Боюсь ее до смерти.
Впервые я ее увидел в пять лет, когда меня привели к трону в день моих именин. Со мной были Мартус и Дарин в лучших церковных облачениях, отец в кардинальской шапке, трезвый, хотя солнце уже миновало зенит, мать в шелках и жемчугах, горстка церковников и придворных дам по краям. Красная Королева подалась вперед на троне и громовым голосом вещала что-то о Ялане, деде своего деда, Кулаке Императора, но я не слушал: я уже увидел старуху, такую древнюю, что при взгляде на нее хотелось блевать. Она так скорчилась в тени трона, что с другой стороны ее можно было просто не заметить. Лицо ее было словно из бумаги, размоченной, а затем высушенной, скулы остры, губы походили на сероватую линию. Одетая в лохмотья, она смотрелась неуместно в тронном зале, на фоне пышных украшений, стражей в бронзовых кольчугах и блестящей свиты, явившейся посмотреть, как меня нарекают. Старая карга не шевелилась: она вполне могла сойти за игру теней, брошенный кем-то плащ, зрительную иллюзию.
— …Ялан?
Красная Королева закончила свою речь вопросом.
Я ответил молчанием, оторвав взгляд от существа, сидевшего слева от нее.
— Бабушка прищурилась, впиваясь в меня взглядом.
И — ничего. Мартус весьма чувствительно ткнул меня локтем под ребра. Не помогло. Я хотел снова смотреть на ту старую женщину. Она все еще была там? Или ушла, едва я отвел взгляд? Я представлял, как она могла двигаться. Быстро, как паук. Желудок мой скрутило узлом.
— Принимаешь ли ты мое напутствие, дитя? — спросила бабушка, пытаясь изобразить доброту.
Мой взгляд снова метнулся к старухе. Все еще там, совершенно такая же, она наполовину отвернулась от меня, глядя на бабушку. Сначала я не заметил ее глаза, но теперь он привлек меня. У одной кошки в зале был такой — молочно-белый, почти жемчужный. Слепой, как говорила моя нянька. Но мне казалось, что он видит больше, чем другой, зрячий.
