Я застонал и улегся на скамью поперек, пытаясь найти угол, при котором она все же больше похожа на кровать, чем на орудие пытки. Я бы просто лег между скамьями, но каждый раз, как ладья ныряла вниз с волны, через борт перехлестывала соленая вода, миниатюрное подобие огромных волн, по которым нас кидало.
— Разбуди меня, когда шторм прекратится.
— Шторм?
Надо мной нависла тень.
— Ты что, хочешь сказать, что оно всегда так, а?
Я сощурился, разглядывая темный силуэт на фоне ясного неба, — окаймляющие его солнечные лучи кололи глаза. Высокий человек, и, зараза, здоровый такой. Один из близнецов.
— Да нет. — Он присел на скамью напротив, и его благодушный настрой казался сплошным издевательством. — Редко бывает так хорошо.
— Ааарррр.
Казалось, просто слов не хватит, чтобы высказать все, что я об этом думаю. Я подумал: интересно, видела ли Скилфа, что мне суждено заблевать ладью и утонуть в этой жиже?
— Снорри говорит, ты здорово лечишь раны. — Он принялся закатывать рукав, не дожидаясь приглашения. — Кстати, я Фьорир, нас не так просто различить.
— Иисусе!
Я поморщился, когда Фьорир размотал грязную тряпку, которой было обернуто его предплечье. Рваная рана оказалась глубокой, да еще и всех мыслимых цветов — от черного до гнойно-желтого на вспухшей плоти по обе стороны от нее. Вонь, надо сказать, говорила о многом. Если рана начинает дурно пахнуть, ясно, что человек потихоньку двинулся в сторону кладбища. Возможно, его могла спасти ампутация — я точно не знал. В принципе, подобные вещи меня прежде и не интересовали толком, разве что в ситуациях, когда нужно было оценить шансы в «Кровавых ямах». Ну и на границе со Скорроном случались неприятности такого рода, но я успешно избавился от этих воспоминаний. По крайней мере, до того момента как почувствовал вонь от руки норсийца — и они снова нахлынули. Наконец я придвинулся к борту и наблевал в темную пучину. Так я провисел довольно-таки долго, ведя с морем долгий бессловесный разговор.
Фьорир все еще сидел там же, когда я вернулся — с вывернутым желудком и весь дрожа. Ладья по-прежнему грозила перевернуться с каждой новой волной, но всем остальным, похоже, было более или менее наплевать.
— Это… это же кошмар, а не рана, — сказал я.
— Да вот копьем досталось на границе с Тертаном, — кивнул Фьорир. — Точно, кошмар — постоянно беспокоит.
— Жаль.
И мне правда было жаль — мне нравились близнецы, хорошие ребята. И число их вскорости должно было сократиться…
— Снорри сказал, ты здорово лечишь раны. — Он вернулся к прежней теме. Фьорир выглядел на удивление жизнерадостным, хотя я был готов поспорить, что он и недели не протянет.
— Ну, это не так. — Я с мрачной сосредоточенностью разглядывал эту жуть. — Похоже, тебя она беспокоит меньше, чем меня.
— Боги забирают нас по порядку. Сначала младших. — Опять эта ухмылка. — Атту убили гули в Улласватере. Потом мертвяк затянул Сиу в болото в Фенмире. Сикс словил стрелу от конахтского лучника. В общем, следующий — Фимм, а не я.
И вдруг я понял, что страшно напуган. Снорри я понимал. Да, я не разделял его пыла и отваги, но мог представить их преувеличенными или преуменьшенными версиями моих собственных мыслей и переживаний. Человек, стоявший передо мной, выглядел как один из нас. А кем он был изнутри? Боги сделали сыновей Торстеффа отличными от прочих людей. По крайней мере, этого. Возможно, то, чего ему не хватало, было присуще его братьям в двойном размере. Или когда эти восемь начали умирать по одному, выживших словно надломило изнутри. Фьорир был дружелюбен и привязчив, но я не знал, чего не хватает там, за этой слишком уж беззаботной ухмылкой и прозрачно-голубыми глазами.
— Не знаю, с чего вдруг Снорри сказал об этом, — я не врач. Я даже не…
— Он сказал, что ты попытаешься выкрутиться. Он сказал, чтобы ты сделал то же, что тогда, в горах.
Фьорир бесстрашно протянул мне больную руку.
— Давай! — крикнул Снорри с кормы. — Сделай это, Ял!
Я плотно сжал губы от отвращения, без энтузиазма протянул руку и задержал ее в нескольких сантиметрах над раной. Почти сразу же в ладони зародилось тепло, и я резко отдернул руку. Теперь, похоже, было не смухлевать — реакция оказалась мгновенной и даже более сильной, чем на Мигана в Аупах.
