— Отлично! — воскликнул он. — Полуночный Принц!
— Это не так тяжело, как я думала.
— Думаете, сумеете убить человека?
Она холодно встретила его взгляд.
— Если это будет тот человек, которого я хочу убить, то смогу это сделать.
Эс-Ти вытащил свою вторую шпагу, одним движением выбил оружие у нее из рук и уперся острием в толстый шарф, которым было замотано ее горло.
— Нет, — сказал он. — Если этот человек будет вооружен, вы не сумеете убить его.
Она отступила на шаг ради предосторожности.
Эс-Ти убрал шпагу в ножны и заметил:
— Я наполовину глух, мадемуазель, но не хром.
Морские птицы кружились над ними с криками. Ли крепко сжала кулаки.
— Приношу свои извинения. Опять неверно вас оценила.
Эс-Ти повернулся к ней спиной. Зачем он позволил себе так разволноваться? Это опасно. К счастью, Эс-Ти сохранил душевное равновесие. Что могло бы случиться, потеряй он контроль над собой!
Но он его не потерял!
Эс-Ти замер, боясь пошевелиться. Его неожиданная атака, резкий выпад вперед — они должны были его подкосить. В течение трех лет, как бы хорошо он себя ни чувствовал, любое резкое движение вызывало сильнейшее головокружение.
Не доверяя себе, он вытащил шпагу, медленно поднял ее перед собой и, твердо держа на уровне плеча, стал ожидать привычного приступа головокружения.
Головокружения не было!
Впервые за три года он мог свободно двигаться в устойчивом пространстве!
— О, Боже мой, я не верю!
Эс-Ти повернулся кругом, став лицом к скале. Ничего не случилось. Горизонт остался на месте. Небо не опрокинулось.
Блаженная улыбка растянула его лицо. С него спали путы, о которых он не догадывался. Как внезапно проходит головная боль, так и он исцелился в один прекрасный миг, не предполагая, что можно когда-нибудь распрощаться с ощущением неустойчивости мира. Когда именно произошло это чудо? Просто он вновь оказался в согласии со всем, что его окружало.
Может быть — благодаря кораблю? Может быть, прав тот лекарь, что ему поможет совершенно невыносимая встряска?
А если все вернется? Он застыл в ужасе и стал ждать признаков надвигающегося хаоса.
Но его ноги твердо попирали землю.
Он хотел побежать, пройтись в танце. Вместо этого неожиданно повернулся к Ли:
— Я в вашем распоряжении, мадемуазель. Я прошу вас, не отсылайте меня прочь, пока я могу служить вам.
— Не задавайтесь, пожалуйста. Я не в силах сделать это, даже если и захочу.
Теперь он ей поможет — и завоюет ее. Теперь он не жалкий спотыкающийся шут. Он сможет ездить верхом, может держать в руках шпагу, сможет делать все, как раньше!
А что, если болезнь возвратится?
Только не это!
Он смотрел на Ли, не желая выдать своих чувств.
— Я уйду, если это именно то, чего вы хотите.
Ее брови взметнулись над обиженными глазами. Она повернулась и пошла к скале.
— Вы же явились ко мне за помощью! — крикнул он ей вслед.
Она повернулась:
— Я открыла бутылку и выпустила джинна наружу. Кто знает, что вам теперь делать?
— Кто знает, что мне делать? Это зависит от того, что скажешь ты!
Ли шла следом за ними двоими, придерживая шляпу, чтобы не сдуло ветром, наблюдая, как Сеньор вставал на колени распутать поводок Немо. Он наконец подчинился неизбежному — согласился с тем, что волк будет в большей безопасности днем, если держать его на привязи. Эс-Ти привязывал к ошейнику веревку не менее десяти футов длины. Волк не противился, но постоянно запутывался в кустарнике.
Когда Ли смотрела на Сеньора, то сразу представляла его со шпагой в руке. Вспоминала, как со свистом он рассекал утренний воздух, раскручивая ее над головой. Этот образ, запечатленный где-то в глубине сознания, как яркая вспышка, освещал все.
Бесконечное терпение Эс-Ти со зверем заставляло ее чувствовать себя несчастной, заброшенной. Ей хотелось крикнуть ему, что, кроме волка, есть еще кто-то рядом с ним.
Немо — неотделимый от Сеньора — ее по-прежнему не признавал.
Сеньор решил идти к городу Рай. Ли не беспокоилась, каким именно путем. Рассматривая бесконечные меловые холмы и долины, она страшно жалела, что идет не одна.
Не для этого приехала она сюда из Франции, чтобы оказаться в компании со странствующим Робин Гудом, столь же диким, как и его волк. С ним тяжело — с его нелепым романтизмом и способностью увязываться за любым существом в юбке. А теперь в нем появилась улыбка сатира, скрывавшая какую-то загадку. Руки ее все еще вздрагивали при воспоминании, как легко он выбил у нее из рук шпагу.
