— Я прогуливался, мистер Макуордер. Что еще мог я здесь делать?
Ноздри римского носа магистрата презрительно раздулись.
— Прогуливались. Наверное, на черном коне. Мне сказали, что один такой привязан у последнего дома, с черно-белой маской в седельной сумке.
Еще одна пара окон рассыпалась с треском, посылая в небо пламя и вопли. Огонь ярко обрисовал силуэт Макуордера, наклонившегося к Эс-Ти.
— Вы собираетесь ускользнуть от закона, мистер Бартлетт? Тут ходили слухи, кто вы такой. Убежден, что смогу задать еще несколько вопросов. Вы сами можете быть тем человеком, который застрелил его.
— Я мог бы быть им, но Лутон оказался быстрее меня.
Ли коснулась его руки, как бы заставляя замолчать. Эс-Ти поднял ее руку, поцеловал и крепко сжал.
— Ладно, давайте прекратим эти сложные маневры. Вы ведь знаете, что здесь произошло, Макуордер. Вы знаете все об этом. Одна зеленая девчонка сделала то, что боялись сделать вы и ваши коллеги. Она сняла заклятие, лежавшее на этом месте. — Его голос становился все громче и все более хриплым. — Теперь вам ничего не грозит, вам и вашим семьям. Вы в безопасности… И вы стоите здесь, около этого горящего дома, и имеете наглость говорить о суде и законе? Да, конечно, задержите меня для расспросов, если считаете, что вам лучше будет спаться ночью, когда вы кого-нибудь повесите.
Сквайр бросал на Эс-Ти яростные взгляды и тяжело сопел.
— Я догадываюсь, кто вы, сэр. Обыкновенный проходимец, нарушитель закона!
— А я знаю, кто вы, — сказал Эс-Ти. — Мне и догадываться не надо.
Макуордер отвернулся, посмотрел на толпу, смешавшуюся с пожарной бригадой. От жары лоб его заблестел. Челюсть подергивалась.
— Убирайтесь отсюда, — с яростью сказал он, — убирайтесь с глаз долой. Оставьте мой округ. Возьмите свою шляпу и маску. До рассвета вы в безопасности, до того момента, когда я верхом начну погоню за вами по обвинению в воровстве и убийстве.
Свет от фонаря дико прыгал по склону, когда, размахивая руками, он спускался с холма.
Эс-Ти прислонился головой к дереву и закрыл глаза. Звуки пожара шипели и трещали в его здоровом ухе, черный дым стоял в носу и во рту. У него все болело, глаза опухли, казалось, они засыпаны песком.
— Я перевяжу тебе руку, — проговорила Ли.
Открыв глаза, он увидел, как она протянула руку куда-то в танцующие тени, выбирая размокшие полоски коры из ведра. Когда она выпрямилась, он поймал ее за руки. По-настоящему разглядеть ее лицо он не мог. Огни пожара были у нее за спиной. Ли выглядела черным силуэтом на фоне зарева, превращавшего ее волосы в нимб. Притянув ее к себе, Эс-Ти намеревался только задержать прощание, вообразить на мгновение, что может так ее держать всегда.
— Я не хочу покидать тебя, — произнес он, рассмеявшись с мучительной болью. — Это одна из тех фраз, которые говорю всегда: «Не хочу покидать тебя, люблю тебя, я вернусь…»
Ли… Что я наделал? Она повернула голову и прижалась к его щеке.
Прохлада ее кожи успокаивала его обожженное лицо.
Больше ему нечего было сказать. «Я люблю тебя. Ты нужна мне. Я тебя никогда не забуду». Каждое из этих слов, каждое обещание и клятва, всплывавшие в его мозгу, подступившие к губам, казались никчемными, пустыми, дешевыми, потому что он их говорил раньше. Говорил ли он их всерьез? Эти обещания вернуться? Было ли хотя бы один раз в жизни ему труднее уйти, чем остаться?
Он прижимал ее к себе и просчитывал возможности, пытаясь найти хоть какой-то выход, хоть какой-то шанс, чтобы арест не привел его прямо на виселицу. Он может избежать обвинения в убийстве, будет достаточно свидетельств, чтобы запутать это дело… но все остальное его прошлое держало его в капкане. Если однажды его поймают, ему придет конец. У него хватало преступлений, ждавших расплаты…
Ли прервала их объятия. Практичная Ли отпихнула его и стала искать свои кору и тряпку, чтобы перевязать его обожженную ладонь, а он гладил ее волосы свободной рукой, наблюдая за ее работой в свете ее горящего дома.
— Ольховую кору надо бы прокипятить, — сказала она, — но это лучше, чем ничего.
Эс-Ти посмотрел на свою перевязанную руку.