Герцог как раз отсутствовал — он отправился в Барселону, чтобы договориться с тамошним графом о совместном использовании порта и верфей, и взял с собой Робера, — так что Гийом, почувствовав свободу, разошелся на всю катушку.
Филипп в гневе заскрежетал зубами. Перед его мысленным взором стремительно пронеслись красочные картины, изображавшие различные варианты мучительной смерти Гийома с использованием всевозможных приспособлений для пыток. Наконец, овладев с собой, он спросил у Монтини:
— А это точно та самая девушка?
— Слуги так говорят, монсеньор. К тому же… — Этьен осекся.
— Ну!
— Когда ее только привезли, я, еще ничего не зная, имел возможность осмотреть ее вблизи… И увидел…
— Что ты увидел?! — нетерпеливо воскликнул Филипп.
— Ее платье, в общем нарядное и довольно новое, разодрано почти что в клочья, кожа на ее запястьях натерта до крови, а на теле я видел следы от ударов плетью…
Филипп резко вскочил, сжимая кулаки. Лицо его исказила гримаса ненависти и отвращения.
— Господи! — простонал он. — Какие они изуверы!.. Зверье!.. Господи боже мой…
Он снова сел, низко склонив голову, чтобы Монтини не увидел слезы в его глазах. После некоторых колебаний Этьен, не спрашивая разрешения, присел рядом с ним.
— У тебя есть братья? — спустя некоторое время отозвался Филипп.
— Нет, монсеньор, — ответил Монтини. — У меня только сестра. Но я понимаю вас… И эту девушку я тоже понимаю.
Филипп горько вздохнул.
— Почему, — проговорил он, обращаясь к самому себе, — ну, почему они не умерли вместе с их матерью? Почему они живут и позорят нашу семью? Это несправедливо!.. Нечестно!.. — Он снова встал. — Где та девушка?
— На хозяйственном дворе, монсеньор, — ответил Монтини. — Если, конечно… — Он умолк, поскольку Филипп уже бежал по аллее прочь от фонтана.
Монтини задумчиво глядел ему вслед и качал головой. Он был не по годам умным и смышленым парнем, к тому же тщеславным и сверх меры честолюбивым. Его отец, в недавнем прошлом бакалавр,* служивший в свите графа Блуаского, а теперь — владелец жалкого клочка земли в Русильоне, полученного им в наследство от дальнего родственника, вполне довольствовался своим нынешним положением, чего нельзя было сказать о его сыне Этьене. Монтини считал вопиющей несправедливостью, что он родился в семье, находившейся в самом низу иерархической лестницы, и подчас его снедала зависть к тем, кто волею случая оказался выше него, хотя по своим способностям далеко не всегда и не во всем его превосходил. Однако в данный момент Этьен не завидовал Филиппу и не хотел быть на его месте…
Тем временем Филипп миновал арочный проход в правом крыле здания герцогского дворца, свернул немного влево и через минуту очутился на широком подворье, примыкавшем к хозяйственным постройкам замка. Как всегда в такую пору, там было шумно и многолюдно, но обычного оживления Филипп не обнаружил — лица у слуг были мрачные, а взгляды хмурые.
— Где девушка? — громко и чуть визгливо спросил Филипп, оставив без внимания почтительные приветствия в свой адрес.
— Ее только что забрали, ваше высочество, — сказал один из надзирателей, указывая древком хлыста в противоположных конец двора, где через распахнутые ворота выезжала повозка в сопровождении нескольких вооруженных всадников. — Надеюсь… То есть боюсь, монсеньор, что на сей раз ваш брат попал в серьезную переделку.
Филипп поднялся на цыпочки и посмотрел в том же направлении, поверх голов присутствовавших. Он не узнал всадников со спины, но цвета их одежд были ему хорошо знакомы.
«Только не это! — в отчаянии подумал Филипп, цепенея от ужаса. — Господи, только не это!..»
Несколько секунд он стоял неподвижно, затем стряхнул с себя оцепенение и изо всех ног бросился к воротам, отталкивая по пути не успевших уступить ему дорогу слуг.
Услышав позади себя шум, всадники, сопровождавшие повозку, оглянулись и придержали лошадей; остановилась также и повозка. Филипп подбежал к ней и увидел, что тело девушки полностью накрыто двумя широкими плащами, из-под которых выбивались наружу лишь небольшая прядь темно-каштановых волос. На какое-то мгновение он замер в нерешительности, моля всех святых и нечистых, чтобы его страшная догадка оказалась неверной, и, наконец, откинул край плаща.
