– А вы, друг, почему в этой шапке-пирожке и в кацавейке? – услышал Куликов. – Что? Отстали от товарищей? А, понимаю – новенький… Ничего. Из рейда вернетесь в генеральской шинели…
– Постараюсь, товарищ Орджоникидзе, – по-детски мягко улыбаясь, ответил новичок.
Человек в бурке на миг призадумался. Затем широко раскинул руки.
– Путиловский завод… Сколько лет, сколько зим! Шестой съезд партии. Петергофское шоссе против Нарвских ворот…
Эта неожиданная встреча сразу отодвинула куда-то вдаль все неувязки непривычного бытия, все страхи перед абсолютно смирным буланком, все придирки и насмешки насквозь прокопченных порохом рубак.
Старые знакомцы, вызывая удивление кавалеристов, долго еще беседовали, тут же у коновязей вспоминая бурное прошлое Нарвской стороны. После ухода члена Реввоенсовета 14-й армии бойцы пристали с расспросами к новичку.
Что ж? Дадим слово Ивану Куликову.
– Откудова, товарищи, спрашиваете вы, я знаю члена Реввоенсовета армии? Э, ребяты, я его еще помню просто как товарища Серго. Вот вспомянул он Шестой съезд партии? И не зря. Не подумайте только, что и я был на том съезде. Не дорос. Прямо скажу. Кто там собрался? Сила! Вся гордость ленинской партии. Шутка сказать – сколь в ту пору было Ерагов! А кто они, те враги? Керенский, конечно, эсеры, меньшевики, националисты, анархисты. И супротив кажинной ихней гайки изволь предъявить свою, и хорошо прокаленную, контргайку. Обязательно. Вот после съезда товарищ Серго и давал им духу на нашем заводе – на Путиловском, значит. А какое касательство было к тем делам молодежи? Мы охраняли здание, где шел Шестой съезд партии. Хлопцы наши заводские хоть куды, а ведь жили вполголода. Мясо шло буржуям, известно. Что я в очках – не смотрите. Это когда штурмовали Зимний, чуток задело башку. На зрении и сказалось. Значит, довелось и нашим ребятам вышибать юнкеров и бабский батальон ударниц из Зимнего. А опричь сего были ли еще дела? Были. Обязательно. Хоть бы взять наступление Корнилова, а после генерала Краснова с казаками на Питер. Шли мы не то что боевыми дружинами или же Красной гвардией, а всей Нарвской заставой, и мужики и бабы, к Пулковским высотам. Как раз ваш Примаков с рабочими-речкинцами занимал там позиции. И это, скажете, все? Нет, товарищи. До этого двинули мы всем заводом к Таврическому дворцу. Более тридцати тысяч. Народ! А кто был тот народ? Не шутка – поднялись все наши цеха. Вся мастеровщина пушечного, турбинного, шрапнельного, башенного, лафетного, снарядочного цехов. К тому же и вся наша верфь. Армия! Что же делала наша молодежь? Молодежь путиловская охраняла колонну от Нарвской заставы аж до дворца. Знали наши руководители – без охраны невозможно. А через что? Только это голова колонны вышла к Апраксину рынку – с его крыш и лупанули по нас контрики. Обязательно…
Пока Куликов вел рассказ, бойцы, свертывая козьи ножки, жались к теплым бокам своих скакунов. Мороз к вечеру крепчал. Кто-то догадался собрать хворост и разжечь у церковной ограды костер. Все потянулись на огонек. Сев прямо на снег, чубатый казак скинул сапоги, размотал портянки и начал обертывать застывшие на снегу ноги в обрывки старых газет. Тогда этим пользовались многие.
Переобувшись, чубатый, давно уже смекнувший, что новичок в его сотне – не новичок в серьезных делах, решил и себя показать. Отвьючил от седла огромную баранью шапку, насыпал из ее желтого вместительного шлыка овса в медную, с огромным прусским орлом каску и пояснил:
– Папаха – это девятнадцатый год. Смахнул ее вместе с головой гайдамака. А медная кастрюля – это восемнадцатый. Память от баварского кирасира.
Пододвинув полную до краев каску коню, чубатый извлек из переметных сум австрийскую каскетку. Хранившимися в ней скребницей и щеткой стал начищать бока своего коня. И чтоб получить доступ к его животу, перекинул через седло стремена. К ним ремешками-тренчиками были прикреплены две рыжие папахи. Они вполне заменяли казаку валенки. И тут же чубатый пояснил, что каскетка – это память весеннего боя с галицийскими сечевиками под Изяславом, а рыжие папахи добыты им в бою с бешеными чеченцами летом девятнадцатого года под родным Черниговом.
