Антон Карбованый, распалившись, со сдвинутой на затылок папахой, водил шершавым пальцем по шуршащему листу двухверстки:
– Ты, гад, меня во фланок, а я тебя, контра, отсюдова как шандарахну…
– Постой, постой, товарищ сотенный, – остановил распалившегося вояку руководитель занятий. – Это напоминает нашу тактику восемнадцатого года: «На бога!»… Вот послушайте товарища Пилипенко. Он вместо вас подаст команду на атаку…
Тут донеслось из угла, где стоял полосатый чувал:
– Biн б'е, бо в нього сила е…
– Кулак кулаком, – возразил Примаков. – Надо еще иметь голову… Возьмем шахматы. На доске одно число белых и черных клеток. Сколько белых, столько там и черных фигур. Но один кончает игру с победой, другой – с поражением, А сила одна… Один двинет в бой полк, а результат – будто то был ход ротой. Другой двинет роту, а получается ход полком. Один большой силой берет маленькую деревушку, другой – наоборот. Вот и выходит – к крепкому кулаку надо еще иметь хорошую голову…
А скорый поезд начальника Подольского боеучастка Примакова едва передвигался со споростью пешехода. К обеду только лишь добрались до Кожанки, а оттуда вслед за кустарным снегоочистителем двинулись на Попельню.
Уже под руководством комкора, вызывавшего к карте поочередно всех пассажиров вагона, отработали задачи на атаку, на оборону, на встречный бой, на разведку, на завесу, на сторожевое и боевое охранения. Уже Примаков, вспомнив дела не столь давно минувших дней, рассказал своим спутникам, как на этом самом перегоне осенью девятнадцатого года Якир вырвался из окружения. Тридцать полков 45-й, 47-й и 58-й дивизий знаменитой Южной группы, шедшей от самой Одессы сквозь захлестывающие атаки петлюровцев с запада, деникинцев с востока, махновцев с юга и кулацких банд со всех сторон, недалеко отсюда соединились с Красной Армией.
– Чем взяла Южная группа Двенадцатой армии? Взяла она многим. Но основное вот что – в обычной войне боец воюет с врагом отечества, в гражданской – еще и с личным врагом. Настоящий воин идет на него с удвоенной яростью, кролик – с утроенной силой от противника бежит. А отныне все обычные войны будут похожи на гражданские: капитал против труда, неволя против свободы, угнетатель против угнетенных. У Якира были настоящие воины… Об этом легендарном походе, – продолжал рассказ Примаков, – будут слагать песни, напишут книги. На героизме советских солдат Южной группы будут воспитывать новые поколения бойцов…
Уже Виталий Маркович рассказал бойцам о знаменитом восстании римских гладиаторов. Об их вожаке, которого Карл Маркс назвал великим генералом, а Ленин – выдающимся героем. О шести тысячах распятых на крестах гладиаторов вдоль «сработанной рабами» знаменитой дороги Рим – Капуя…
Казаки, возвращавшиеся с побывки, рассказали о том, как в Донбассе идет наступление на разруху, как пока еще не совсем сытые и обутые горняки подымают из руин шахты, а из их глубин гонят на-гора потоки угля, как в Кривом Роге разжигают потухшие за годы войны домны.
Любовь и страстность, с которыми казаки шахтерского племени говорили о своем крае и его мужественных людях, распалили казака Полещука.
– У нас, ясно, нет никаких шахт. Не варят у нас и сталь. Но и нам есть чем красоваться. Знаете наше богатство? Видали вы его? Вот на нашей стороне клады, так клады… Я говорю про хмель. У нас, на Волыни, он у каждого двора. У каждого двора стоит высокая стена зеленого и кудрявого этого самого хмеля. Хмель, если хочете знать, это и есть сама жизнь! Не верите? Так послухайте! Без хмеля нет ни пива, ни бражки. А без пива и без бражки нет танцев. Без танцев нет веселья. А без веселья нет радости. Без той радости нет любви, а без любви, сами понимаете, нет и жизни. Ну, что вы теперь скажете, товарищи, козацтво? Значит, хмель – это и есть жизнь. А хмель больше всех разводит наша Волынь! Вот вам, товарищи, и весь мой сказ…
– Ну, ты со своей Волынью не очень-то носись, – возразил Полещуку представитель Донбасса. – Вот Шепетовка – это тоже Волынь. Я раз на шепетовском базаре своими глазами видел такое. Босота торговала у мужика поросенка, а дошло до дела – в мешке оказался не поросенок, а песик. И еще мужика донимали за обман…
