— Итак, — продолжила она, — кому же ты нанес этот визит?
— Сильвии Нэш.
Джинни вскинула брови.
— И что же с ней стряслось? Лишай?
— Спрячь коготки, дорогая. Я заезжал к ней для того, чтобы осмотреть ее малыша, который…
Джинни аж подскочила:
— Как! Ты был в этом доме? В том самом, о котором писали в «Нью-Йорк тайме»? Ну-ка, ну-ка, рассказывай — как он выглядит? Так же, как и на фотографии? Сильвия тебе все показала внутри?
— Нет, я хотел сказать, что у ее малыша были боли в животе и…
— Но неужели ты так и не осмотрел дом?
— Только холл и детскую. Кроме того…
Личико Джинни исказила гримаса разочарования.
— Ох, Алан, многое я бы отдала ради того, чтобы хоть раз в жизни побывать в этом доме!
— В самом деле? — произнес Алан упавшим голосом. Он не ожидал подобной реакции от жены. Дело принимало негативный оборот. Тем не менее он решил перекрыть пути к отступлению и притворился раздосадованным: — Какая неудача! Если бы я знал, что тебе этого так хочется, то, пожалуй, принял бы предложение Сильвии. У нее как раз прием в субботу вечером. А я как на зло сказал ей, что мы не сможем прийти.
Джинни приподнялась с кровати, упершись кулаками в бока:
— Что?!
— Я сказал ей, что мы будем заняты.
— Как мог ты сказать такое, не посоветовавшись со мной?
— Я решил, что уж коль ты называешь ее — как это было во время нашего последнего с тобой разговора — потаскухой, то, значит, и дела иметь с ней никакого не захочешь.
— Я не хочу иметь с ней никакого дела, но я хочу осмотреть ее дом! Завтра утром ты первым же делом позвонишь ей и скажешь, что мы приедем.
— Не знаю, Джинни, смогу ли я… — попытался упорствовать Алан.
— Сможешь! Еще как сможешь. А если не сможешь, то я это сделаю сама.
— Хорошо, хорошо, — поспешил успокоить жену Алан. — Я все устрою сам. — «Бог знает что Сильвия может сказать по телефону Джинни!» — подумал он. — Но я никогда бы не смог предположить, что ты захочешь пойти в гости к женщине, которую считаешь потаскухой.
— Ну а сам-то ты хочешь идти или нет? — Джинни вскинула брови. — Насколько я помню, ты сразу же встал на ее защиту, стоило лишь мне назвать ее так.
— Я встал на ее защиту потому, что привык не принимать на веру все, что приходится слышать о людях.
— Но ведь всем все про нее известно! Да и потом, обрати внимание, как она вызывающе одевается, как флиртует направо-налево…
— Флиртует?
— Да, флиртует! И эти ее приемы, где постоянно случаются какие-нибудь драки… К тому же я уверена, что Сильвия принимает наркотики.
— Мне ничего об этом не известно. — Алан и в самом деле считал, что Сильвия едва ли употребляет что-нибудь помимо шампанского.
— Тебе она нравится, не так ли? — По форме это звучало как вопрос, по существу же было утверждением. — Надеюсь, у тебя с ней ничего не было?
— О, Джинни, я не могу больше скрывать это от тебя! — вскричал Алан, скорчив нарочито страдальческую гримасу. — Мы с Сильвией любовники с того самого момента, как нас познакомил Лу…
— Я так и думала, — зевнула Джинни.
«Конечно, приятно сознавать, что Джинни доверяет мне, — размышлял Алан. — Но заслуживаю ли я такого доверия? Да, — решил он. — Определенно. За все время нашей совместной жизни я ни разу не обманул ее. Никогда даже и близко не подходил к опасной черте, хотя искушений было ох как много… Но Сильвия… Боже, как меня влечет к ней! Она чертовски красива, но кроме красоты в ней есть еще что-то такое неуловимое… Я боюсь, что влюблюсь в нее, если дам волю своим чувствам…»
И хотя его взаимоотношения с Сильвией до сих пор ограничивались лишь рукопожатиями, Алан понимал, что те чувства, которые он испытывает по отношению к ней, являются своего рода предательством по отношению к Джинни. У него не было серьезных оснований для самобичевания, и тем не менее вся эта ситуация представлялась чрезвычайно болезненной для его сознания. «Ты не можешь справиться со своими чувствами, и ты один несешь ответственность за действия, которые совершаешь под влиянием этих чувств», — твердил он себе изо дня в день.
— Я все-таки не понимаю, почему ты все время пытаешься защищать ее? — спросила вдруг Джинни.
