Размышления старика были прерваны рёвом, на этот раз ещё более оглушительным, чем прежде. Значит, дракон вылез из пещеры и направляется к селению.
Крестьяне в ужасе кинулись прятаться — кто за ближние скалы, кто в лес. А перепуганные стражники поглядывали на Главные ворота, ожидая боярского приказа. Но ворота не открывались.
Панакуди сжимал в руке баночку с мазью и беззвучно шептал: «О небо! О громы небесные! Помогите доброму, умному юноше! Если есть в вас хоть капля милосердия, спасите его! Ради всех нас спасите! Сделайте шею его твёрже дерева, чтобы палачи не могли отсечь ему голову! Защитите панцирем его грудь, чтобы копья не могли пронзить её! Сделайте его резвее серны и напористей вепря, чтобы смог он избежать всех опасностей! Сделайте это, силы небесные, и я принесу вам в жертву трёх самых жирных своих баранов!»
Так молился дедушка Панакуди, пока дракон, не переставая реветь, полз к селению, пока стражники нетерпеливо поглядывали на Главные ворота в ожидании условного знака, а Сабота мчался к «Псовой зале» в развевающемся плаще боярского воина и с алебардой в руке.
Глава семнадцатая
Вперёд, вперёд, с алебардой в руке!
Когда пятеро воинов ворвались в залу, боярские псари — здоровенные, вооружённые железными крюками и палицами — сидели и распивали вино. Увидев незнакомых людей, они вскочили, чтобы остановить их.
— Прочь! Мы преследуем преступника! — вскричали воины. — Прочь с дороги!
«Дорога» представляла собой узкие мостки, проложенные через залу из одного конца в другой. Мостки были высокими, так что псы, даже подпрыгнув, не могли достать проходящих. В бессильной ярости они подгрызли деревянные опоры под мостками, и, когда там проходило больше двух человек, мостки раскачивались.
— Скажите тайное слово! — требовали псари.
— Смеют ли псари преграждать дорогу благородным боярским воинам, которые преследуют преступника? — крикнул Сабота и обрушил свою алебарду на голову одного из псарей.
Псари не остались в долгу: пырнули одного из воинов крючьями. Воины отступили, но ненадолго. Выставив копья, они снова ринулись вперёд и достигли середины мостков. Мостки прогибались, качались из стороны в сторону, но воины продолжали напирать. Затрещали деревянные опоры. Сабота понял, что если мостки рухнут, то даже перец не спасёт его.
«О небо, кажется, пришёл мой конец!» — подумал юноша, поднял кверху глаза и увидал, что над самой головой у него свисает с потолка толстый канат с крюком на конце. То был канат «Ста смертей»: боярские палачи подвешивали на том крюке осуждённых. Несчастные раскачивались, в одной пяди от них скалила клыки пёсья свора, и они прощались с жизнью не один раз, а сто, если не больше. Этого Сабота, конечно, не знал, но он мгновенно смекнул, что канат может спасти его. Подпрыгнув, ухватился за него, и в ту же минуту мостки под тяжестью дерущихся переломились и рухнули.
По душераздирающим воплям и громкому лаю Сабота понял, что внизу творится нечто страшное. Но и сам он раскачивался в опасной близости от разинутых собачьих пастей.
Свирепые псы, приученные гоняться за жертвами, подвешенными на канате, прыгали, пытаясь укусить Саботу. Один огромный пёс вцепился в его царвул и повис. Кто знает, что стало бы с юношей, если бы завязки царвула не лопнули. Это спасло Саботу. Но теперь канат раскачивался так сильно, что ещё немного — и юноша разбился бы о стену. В этот страшный миг смекалка вновь выручила его. Сабота сообразил, что, если раскачаться посильнее, можно спрыгнуть на той стороне пропасти.
Так он и сделал. Раскачался, полетел, выпустил канат и смело спрыгнул у ступеней следующей залы — она называлась «Змеиной».
Не оборачиваясь, взбежал он по ступеням и подошёл к двери.
— Посланец боярина! Откройте! — закричал он, стараясь придать голосу внушительность, и заколотил кулаком в дверь.
Одна из створок медленно приоткрылась, в щели показалась голова и необыкновенно толстая шея. Это был укротитель змей.
— Знак! — произнёс укротитель.
— Вот он! — Сабота снова сунул руку в свою торбу, и не успел тот понять, что происходит, как в лицо ему полетела пригоршня горького перца. Укротитель взвыл, но Сабота ударил его обухом алебарды, и он упал навзничь у раскрытой двери.
