– Кто?
– Отец Иваньо, которого ты так почитаешь. Ты должна понять, сколько бед могла натворить своей слепотой.
Демьянко не догадывался, какова религиозная нерассуждающая и безграничная вера, воспитанная с детства. При имени священника страх на лице Богданны сменился гневом. В глазах заиграли мутные фанатические огни.
– Теперь я поняла, все поняла, – гадливо и презрительно сказала девушка. – Ты и Долгий обманывали пана отца и теперь клевещете на него, боясь расплаты. Звери! Проклятые звери, которые недостойны сапоги целовать святому человеку. Погоди, за меня отплатят и тебе и Долгому!
– Долгого уже нет, – он старался говорить спокойно. – Нынешней ночью «боёвку» окружили, в перестрелке Долгий убит.
– Ложь! Все ложь! – кричала, ничего не понимая, не слыша и не желая слушать. – Проклятые!
– Богданна, успокойся, пойми…
Вместо ответа девушка плюнула ему в лицо.
Не сознавая, что делает, Ростислав схватил ее, стиснул ей рук0.
– Ой, – сказала покорно и жалобно. Глаза ее были совсем близко от глаз Ростислава, и молодой человек увидел в них слабость, печаль и еще что‑то, от чего чувства его пришли в окончательное смятение. Ни о чем больше не думая, обнял Богданну. Она прижалась к нему теплым, послушным телом.
– Прости, – сказала Богданна. – Если можешь, прости.
Он ответил на ее поцелуй, робкий, неумелый. Напрягая всю волю и всю любовь свою, подумал, что так, как он готов поступить, нельзя поступать. Во имя любви, будущей любви на всю жизнь, тихонько отстранил Богданну. Она послушалась – трепещущая, покорная.
Он сказал:
– Сейчас мы должны расстаться.
Она молча смотрела на него. Провела ладонью по его щеке. Заплакала тихо, виновато.
– Не надо, родная, не плачь. Послушай меня.
– Да, милый, да.
– По этой тропинке выйдешь на дорогу…
– Да…
– Там тебя ждет автомобиль – номер сорок восемь – тридцать два. Шофер в штатском.
– Да…
– Садись в автомобиль, не спрашивай ни о чем. Тебя отвезут куда надо, все объяснят.
– Да, милый…
– Все будет хорошо, не бойся, сделай так, как я тебе сказал. От этого зависит наша жизнь и наше счастье.
– Я все сделаю, милый. Ты простил меня?
– Глупая, ты сама не помнила себя.
– Да, я не виновата.
– Иди, нам нельзя здесь долго. Не заблудись. Прямо по тропинке, автомобиль сорок восемь – тридцать два.
– Я иду, милый, не беспокойся за меня. Мы еще увидимся?
– Может быть, даже скоро… И еще – вот карандаш, бумага. Пиши.
– Да… Что писать?
– Пиши: «Дорогая мама! Не беспокойся за меня, я неожиданно уехала на десять дней по очень важному делу. Вернусь точно в срок. Целую, твоя Богданна». Готово?
Все еще ошеломленная, не понимая, что с ней происходит, девушка выполнила полупросьбу, полуприказ.
– Теперь иди.
Демьянко долго смотрел, как стройная фигурка мелькает между деревьями. Потом достал из‑под пиджака парабеллум, выстрелил в воздух.
Когда пассажиры вышли из машины и скрылись в лесу, Торкун поудобнее уткнулся в угол сиденья, стал ждать их возвращения. Цель поездки его нисколько не интересовала.
Ждал долго. В лесу была мертвая тишина. Вдруг со стороны скал донеслись выстрелы – один, другой.
Торкун не придал им значения, даже увидев‑выходящего из леса Демьянко.
– Поехали, – сказал Демьянко, садясь в машину.
– А девушка? – недоуменно спросил Торкун.
– Она… ушла.
– Куда ушла?
– Не ваше дело. Поехали!
Торкун ничего не понимал. И вдруг вспомнил о выстрелах. Почувствовал, как на голове зашевелились волосы.
– Вы! Вы! – больше не мог выговорить ни слова.
Демьянко стиснул его плечо. Сказал с холодным бешенством:
– Да! Я! И если вы не тронете сейчас же машину с места, я и вас прикончу как собаку.
Торкун понял: Демьянко готов привести угрозу в исполнение. Плохо соображая, что делает, нажал на стартер, развернул «мерседес», помчался к городу.
Старенький мотор выл, захлебывался, а полуобезумевший от ужаса Торкун старался еще и еще прибавить скорость. То и дело поглядывал через плечо, надеясь, что все это лишь почудилось, девушка сидит рядом с Демьянко.
Но, сколько ни оглядывался Торкун, на заднем сиденье видел одного Демьянко с сигаретой в плотно сжатых губах.
Когда предместье было совсем рядом, Торкуну пришлось резко остановиться – заскрипели тормоза. Прохожий, неторопливо шагавший навстречу, поднял руку. Это был Павлюк.
