– Странно!
Как-то у Тани носом кровь пошла. Девушка постеснялась признаться и залила паркет. Клавдия Степановна потом с большим трудом пятна вывела.
– Может, корыто подставляли?
– Какое корыто? Откуда у нищих корыто? – Поликсена Георгиевна упорству клиентки огорчилась. И, по обыкновению, прибавила напору: – Голову не здесь рубили!
– Откуда вам знать? – подзадорила Живолупову Сашенька.
– Ей-богу! Маруська клялась! Я ведь, как Антипа арестовали, выгонять ее пошла. Она в ноги! Не было, говорит, здесь Сидора. Где, говорит, Антип убивал его, не знаю.
– Вы нарочно так говорите, – продолжила провокацию Тарусова.
– Сами у ней спросите! – поддалась на нехитрую уловку Живолупова.
– И спрошу! Куда, говорите, переехала?
– Я почем знаю? Она же скаженная! В ногах сперва валялась: не выгоняйте, Христа ради, а на другой день сбежала, до свиданья не сказала.
Тут Поликсена Георгиевна соврала. Маруся заходила, вот только деньги (а у Муравкиных до конца года было оплачено) Живолупова возвращать отказалась.
– Адресок, если можно!
– Справиться о квартирке хотите? Но имейте в виду – меньше десятки не уступлю! Хоть бы и двадцать душ тут зарубили, а цена меньше не будет. И так в убыток!
– Адресок…
– Да не знаю я! – призналась Поликсена Георгиевна. – Не сказала Маруська. В полицию обратитесь, к околоточному нашему. Климент Сильвестрович наверняка знает.
– Что ж, так и поступлю.
– И… не тяните! – вслед уже закричала Живолупова. – У меня желающих, как у черта рогов!
Климент Сильвестрович словно с ярмарочного лубка сошел. Ни дать ни взять Илья Муромец! Высокий, крепкий, лицо волевое, однако располагающее, а ежели улыбнется – то и вовсе добродушное. И сразу видно, что мужик хозяйственный. Домишко пусть маленький, но с цветущим палисадничком, а внутри все чисто-опрятно, и не скажешь, что холостяк обитает.
По дороге Сашенька размышляла: как же интерес свой к Марусе объяснить? Предлог, придуманный для Живолуповой, для полицейского не годился: не нравится квартира – не снимай.
Авантюрная мысль пришла уже на пороге дома Климента Сильвестровича. Дмитрий Данилович Тарусов, будучи до определенного момента государственным служащим, своим именем статьи подписывать не мог, потому в газетах использовал псевдонимы. Под одним из них, «М. Законник», равным образом могли скрываться как мужчина, так и женщина. Возникал, конечно, резонный вопрос: да разве это возможно, дама-репортер? Поразмыслив, Александра Ильинична придумала ответ. Девушки нынче на женских курсах обучаются, правдами-неправдами в университеты проникают, значит, после окончания где-то служат? Иначе зачем? Почему бы одной такой не пристроиться в газету?
А Климент Сильвестрович не удивился, даже обрадовался:
– Про меня напишете? Ух ты!
– Обязательно! – пообещала Сашенька. То есть Машенька – представилась Тарусова Марией Никитичной.
– А в каком номере? – деловито поинтересовался околоточный Челышков.
– На следующей неделе, когда процесс над Муравкиным начнется.
– Понятно! Вы… это… присаживайтесь, – Климент Сильвестрович обмахнул и без того блестевший чистотою стул. – Обязательно этот номер куплю! Матрене Ипатьевне покажу…
– Ваша жена? – вежливо поинтересовалась Тарусова.
Челышков вздохнул:
– Невеста! Который год добиваюсь! А она ни в какую! Чаю? Самовар-с только вскипел.
Сашенька-Машенька не отказалась.
– Муравкиных знал. И Антипа, и Сидора, – аппетитно прихлебывая из блюдца, начал рассказ Климент Сильвестрович. – Сидора лучше. Он пятый год здесь. То есть был здесь, царствие небесное! – околоточный перекрестился. – Что о нем рассказать? Выпить любил, как и все приказчики. Живут, бедолаги, словно в тюрьме, купцы их только по воскресеньям выпускают. Как тут не напиться? Но буйным не был, нет! А вот потрепаться любил. Что надо, что не надо, как помелом. Потому и карьера стопорилась. А мечтал-то ни много ни мало в купцы выбиться! Он даже старшим приказчиком по случайности стал… Когда Пашка Фо пропал…
– Пашка кто?
– Пашка Фо!
– Китаец? – удивилась Сашенька.
– Да нет! У него на руке всего четыре пальца имелось, большой ему в детстве косой отсекло. Вот англичанин, поставщик осетровский, и прозвал его на свой манер. На аглицком «фо» значит «четыре».
