В саду раздавались звуки вальса, а у нее было так горько на душе. Невинная, она все-таки чувствовала себя смущенной. Клодина знала, что герцог взял назад свой отказ потому, что проезд великого герцога, с которым он должен был встретиться на ближайшей станции, не состоялся. Но она заметила на всех лицах странное выражение, заискивающее, любопытное, нескромное. Все были так предупредительны, отступали, когда подходил герцог, а барон увел ее от него так невежливо, так не по-рыцарски, как только возможно. Она сжала губы, горькая улыбка исчезла, уступив место обычному гордому выражению. Вдруг она подняла голову: странный звук, ворвавшийся в музыку, заставил ее прислушаться; откуда он шел – из дома или из сада? Звук походил на испуганный крик животного. Но теперь это был детский плач, он определенно несся сверху сюда вниз. Клодина быстро взбежала наверх, пробежала широкий коридор и вошла в открытую дверь, откуда неслись жалобные крики. Розовый свет качающегося фонаря слабо освещал комнату. Сначала Клодина увидела только ковер, на котором в беспорядке были разбросаны детские игрушки, и пустую кроватку с раздвинутым пологом. Комната показалась ей совершенно покинутой, плач замолк, ничто не шевелилось. Клодина внимательно осмотрела все вокруг, сделала еще шаг и оцепенела от ужаса: в широко открытом окне, но не на подоконнике, а на внешнем карнизе, сидел ребенок! Длинное платьице спутало ножки. Вероятно, девочке было страшно – она сидела спиной к пустоте и боязливо смотрела на вошедшую незнакомую даму. При малейшем движении она неминуемо должна была свалиться вниз.
Девушка неподвижно замерла на секунду, даже шелковое платье ее перестало шуршать, мысли молниеносно проносились в голове: испугается ли ребенок, если она подойдет? Что предпринять? «Милосердный Боже, помоги мне!» – шептала она. Вдруг по ее окаменевшему лицу скользнула улыбка, она сорвала с руки браслет и начала махать им, привлекая внимание ребенка и подходя все ближе и ближе. Теперь Клодина схватила одной рукой длинное платьице, раздался слабый крик, головка девочки откинулась назад, но она успела схватить малютку другой рукой и опустилась вместе с ней на ковер. Дрожащие колени подогнулись, ноги отказались служить ей. Держа на руках девочку, безгласную и испуганную, она почти без сил оперлась головой о ножку стола, а голубые глаза ее словно потухли на бледном как мел лице. Кто-то опустился рядом с ней на колени, такой же испуганный и дрожащий, как и она, горячие губы прижались к ее рукам и к лицу ребенка.
– Лотарь! – проговорила она и с дрожью вскочила. Он взял у нее ребенка, отнес в постельку и подошел к ней, она выпрямилась и хотела быстро пройти мимо.
– Клодина, – произнес дрожащий голос, и он загородил ей дорогу.
– Чуть не случилась беда, – сказала она и попробовала улыбнуться, но ее бледное лицо еще больше исказилось.
Он схватил ее за руку и подвел к кроватке, малютка сидела прямо и улыбалась; он поднял девочку и поднес ее личико к бледной щеке молодой девушки.
– Поблагодари сама, – сказал он взволнованным голосом. – Твой отец не смеет этого сделать.
Клодина видела, как дрожали его руки, державшие ребенка. Она поцеловала малютку.
– Я очень сердилась на себя, – холодно сказала она, – что все-таки приняла ваше приглашение, кузен. Теперь я могу простить себе это.
Наступило молчание. Малютка радостно ухватила звезду диадемы, украшавшей светлые волосы Клодины, и ей пришлось наклонить голову, чтобы разжать кулачки девочки. На дворе с шумом взвилась ракета – сигнал к началу ужина. Музыка, смех, болтовня ворвались в комнату, и ярко-красный огонь осветил окно.
Клодина подошла к зеркалу, чтобы поправить растрепавшиеся локоны. Она не видела страдальческого взгляда темных мужских глаз, следивших за ней, как не заметила и изящной фигурки в голубой шелковой юбке, которая остановилась на мгновение в дверях, чтобы тотчас поспешно убежать, как будто она увидела нечто ужасное в полутемной комнате, тогда как это была прелестнейшая картина, достойная кисти художника: стройная девушка рядом с красивым мужчиной, держащим на руках маленькую девчурку.
