Он бросил хитрый взгляд на тонкий слой масла, которым Клодина покрыла сковородку, чтобы изжарить пару голубей.
– Словно для монахов! – продолжал он. – Нет, мы не должны так стесняться, нет!.. Мы имеем больше, чем вы думаете, барышня.
Последние слова он произнес очень медленно, с особенным ударением. Девушка удивленно посмотрела на него.
– Разве вы нашли клад, Гейнеман? – спросила она, смеясь.
– Это зависит от того, как посмотреть, – отвечал он, качая головой, и вокруг его глаз появились бесчисленные морщинки, выдавая тайную радость.
– Не золото и не серебро. Господи, даже если бы человек ослеп, отыскивая их в развалинах, он не нашел бы ни крошки. Нет, совсем не то! То все попало в руки разбойников, сорвавших золото даже с одежды Христа-младенца. Но разве кладом обязательно должен быть горшок с деньгами или церковная утварь?..
Видите ли, некогда много земли принадлежало монастырю. В него поступали девушки, приносившие с собой все свое приданое, состоявшее большей частью из земель, которые становились монастырскими владениями. Доходы с них собирались зерном, медом и не знаю чем еще, во всяком случае, монастырь имел хорошее хозяйство. Тогда в здешних стенах «мед и млеко текли реками», как в земле ханаанской, и монахини очень хорошо умели обращать свои доходы в деньги. Часто перед воротами монастыря стояли телеги, вывозившие отсюда бочки и ящики. Да, здешние женщины глупы не были, о нет!
Черники и малины, лучшей пищи для пчел, тут было вволю, и у них было огромное пчеловодство, какое в наше время уже не встретишь в больших имениях… Но вот вчера я был в погребе: я уже давно заметил несколько шатких камней в стене, а весной всегда много дела, да тут еще чистка и уборка наверху, и я со дня на день откладывал починку.
Вчера же я подумал, что вы сочли бы меня плохим управляющим, если бы увидели это, и потому сейчас же взялся за лопату и цемент. Но боже! Когда я взялся за первый камень – все зашевелилось под моими руками, все задвигалось и закачалось. Теперь я понимаю – все было сделано в страхе, в спешке перед бегством… Но не успел я сообразить, в чем дело, как вдруг стена рассыпалась, и я увидел углубление высотой в человеческий рост. Да, под сводом, о котором не знал ни один человек, находилось… что бы вы думали?.. Воск!
Гейнеман остановился на минуту, как бы всецело отдаваясь воспоминаниям о своей находке.
– Да, воск, прекрасный, чистый желтый воск, – повторил он, делая ударение на каждом слове, – кружок на кружке, наполняет целый сухой погреб под башней!
Он покачал головой.
– Чисто волшебная история! Я хоть и старый человек, но охотно читаю сказки, например, «Тысяча и одна ночь», и со вчерашнего дня чувствую себя так, словно сам заглянул в гору Сезам, потому что эта находка – то же, что сундук с деньгами… Монахини, должно быть, много лет собирали воск, да, много лет! Тут его очень много, они знали, что он дорого стоит, иначе не замуровали бы его перед бегством… А я разве не знаю? Я сам пчеловод и продаю, что мне приносят мои трудолюбивые работницы.
Клодина невольно отставила посуду и с напряжением следила за живым описанием. На добром, честном лице старика сменялись и радость, и гордость, и плутовская усмешка.
– Да, да, это, наверное, будет тысячи две талеров! – с блестящими от удовольствия глазами сказал он, глубоко вздохнув. – Да, это маленькое приданое, оставленное и припрятанное убежавшими монахинями нарочно для нашей барышни…
Прекрасная фрейлина не могла не улыбнуться.
– Я не думаю, Гейнеман, что мы можем присвоить эту находку, – серьезно сказала она, покачав головой. – Прежние владельцы, без сомнения, имеют на нее столько же прав.
Старый садовник смутился и испугался.
– Да ведь не станут же те?.. – проговорил он, запинаясь. – Но, боже мой, было бы грешно, стыдно. Нейгауз, получивший богатое княжеское наследство, должен скорей откусить себе все пальцы, чем забрать эти бедные крохи… Конечно, – он пожал плечами с убитым видом, – кто может знать! Есть господа, которые никогда не могут получить достаточно, стало быть, и барон может захотеть протянуть свою лапу и не отказаться, когда дело касается приобретений. Ох! – он со злостью почесал себя за ухом. – Я бы скорее представил себе, что свод небесный рухнет, чем то, что Нейгаузы могут отступиться. Это все равно что смотреть, как кому-нибудь станут масло с хлеба снимать…
