— К вопросу о путешествиях: почему вы решили проехаться с путешественником Федором Конюховым? Захотелось экстрима?
— Не в этом дело. С Федором Филипповичем Конюховым мы уже давно знакомы. И тут возникла необходимость перегнать нашу лодку с Сейшельских островов в Черногорию. Мы решили сделать это с помощью Федора Конюхова, пригласить его как капитана. Но поскольку мы не делаем поступков просто так, нам надо было к чему-то это приурочить, чтобы это имело смысл. Потому что отвлекать великого русского путешественника от его путешествий просто так… Да он бы и не согласился. Тем более что он сейчас принял постриг, является священником. И он согласился, но сказал моему мужу: «Вадим, у меня есть идея построить храм Федора Ушакова. Я уже получил благословение от Патриарха Всея Руси Кирилла.Ия хочу привлечь тебя на строительство этого храма. Я буду перегонять лодку, а ты будешь строить храм». Ну, это я условно говорю. Конечно, мы стали искать средства, спонсоров. Первые средства вложили мы- установили часовню там, где будет стоять храм Федора Ушакова. Очень много людей откликнулись. И таким образом весь этот большой поход был приурочен к идее строительства храма.
— Но почему именно Федор Ушаков?
— Дело в том, что 10 лет назад я была в Греции, на Корфу, куда как раз были привезены мощи Федора Ушакова. А я тогда пела там с черноморским хором. Правда, в тот момент состояние у меня было очень тяжелое.Явообще хотела оставить сцену и уйти, куда-нибудь в тайгу уехать или в Монастырь податься. Помню, я пришла в храм, где как раз наши монахи акафисты пели. Я стояла в сторонке, плакала в платочек потихоньку.Икогда я подошла приложиться к иконе и мощам Федора Ушакова, я почувствовала, словно меня кто-то гладит по голове и утешает. Словно, пахнуло какой-то благодатью и тихой радостью. Я реально это ощутила. Потому что я уже не первый год хожу в храмы и понимаю, когда есть моменты благодати, их ни с чем не спутать, не заменить. Я поднимаю глаза, целую икону, читаю, что на ней изображено. И понимаю, что там стоит праведный адмирал и держит свиток в руке со словами: «Не отчаивайтесь. Сии грозные бури обернутся ко славе России». И я понимаю, что они просто как-будто обращены ко мне. После этого я сразу поехала в Оптину пустынь, познакомилась со старцем Илием. Батюшка утешил меня и сказал: «Попой еще». Теперь я знаю, что я пою не просто так, а знаю, что отрабатываю определенную программу, которую должна выполнить. И сейчас жизнь приобрела для меня сформировавшийся смысл. Если раньше были эмоции и амбиции, то теперь, когда появилась главная цель, все встало на свои места.
— А почему вы вообще решили бросить петь? Обычно те, кто приходит на эстраду, добровольно с нее не уходят…
— На тот момент у меня была физическая усталость, а также не было такого четко сформированного смысла работы на сцене. Ну да: я дочь офицера, училась в театральном, мне говорили, что я способна. Но того, чего мне хотелось, что бы питало мою душу и давало мне сил, этого еще в моей душе не созрело. Это мне дала религия и вера. Сейчас, как говорится, идет борьба. Бывают минуты уныния, отчаяния и печали, но ты уже понимаешь, как с этим бороться. Вытягиваешь себя, как Мюнхаузен, за волосы из разных ситуаций. И я в этом плане совершенно не лукавлю. Я — человек очень искушаемый. Что-то раньше в моей жизни было связано с тщеславием, мол, почему меня нет на экране, почему не показывают? Сейчас я уже этого не хочу искренне сама. Ведь то, что я вижу там, совершенно не доставляет никакой радости.
— А как же ротации? Разве это совсем не важно для артиста?
— Я это не отслеживаю абсолютно, мне все равно. Но с другой стороны, когда я пишу песню, мне же все равно хочется, чтобы ее услышали. Зачем тогда писать и петь? Это совершенно разумная ситуация. Но сейчас все думают через призму рейтинга и денег. Сколько денег вложил-такой и твой рейтинг. Артисты, которые на каналах ратируются, они заключают контракты и как-будто на работе там находятся. Одних видят в каких-то программах этих каналов, других- в каких-то сериалах.
