Перед Уинстоном стоял мускулистый бур; мягкие са-
поги, клетчатая рубаха, широкополая шляпа; на пленного
смотрели дерзкие черные глаза; такими же дерзкими выгля-
дели черные усы. Они не могли скрыть молодости их хозяи-
на. При всей общей схожести с африканерами он чем-то неу-
ловимо отличался от них. Манерой стоять или манерой
смотреть — Уинстон сразу не понял. Винчестер в руке бура
выглядел игрушкой. Но лицо… лицо не было веснушчатым
или морщинистым — черты, которыми отличались даже мо-
лодые африканеры, главным образом, выходцы из Голлан-
дии. Массивная фигура Черчилля уступала противнику в
сложении и силе. Впрочем, Уинстон обладал другими досто-
инствами.
— Послушайте, вы испортили мне сигару, —
недовольно проворчал он.
При нападении на Черчилля сигара вылетела изо рта
и теперь валялась в красновато-бурой пыли. Нападающий
невольно проследил за взглядом Черчилля. Уинстон между
тем вынул из нагрудного кармана новую сигару, сунул в рот,
похлопал себя по карманам в поисках спичек и огорченно
хмыкнул.
Молодой бур переложил винчестер в левую руку и
протянул пленному коробок. Черчилль откусил кончик
сигары, сплюнул, зажег спичку и, прикрыв ладонью, стал
равномерно водить огоньком над срезом. Прикурив, он вер-
нул коробок буру и ткнул толстым пальцем в карман.
— Сигару?
— Я плохо курю, — на ломаном английском языке
отозвался молодой бур.
На лице Черчилля мелькнуло удивление.
— Вы не бур, — отрывисто сказал он.
Победитель ничего не ответил.
Они стояли в кольце буров. Внутри круга находилась кучка английских солдат во главе с Холдейном — и
двумя офицерами. Буры были одеты почти одинаково — в клетчатые рубашки или в куртки, на всех —
широкополые шляпы. Воинских знаков отличия они не носили. И только могучий бур, приближавшийся к
Черчиллю, имел зеленую повязку на рукаве. Он выделялся широким лицом, широким подбородком и тяжелыми
руками, привыкшими переделывать землю и подчинять ее себе. Глаза у него были водянисто-голубые, а усы
редкие и рыжие. Глаза не выражали ничего, кроме насмешливости. В нескольких шагах от пленного
остановился, оглядел его с головы до ног, словно коня на аукционе.
— Это ты его взял, Арчи? — спросил молодого.
Тот кивнул головой.
— Ишь ты… черный, как ворон, а не каркает, — усмехнулся командир. — Может, я не прав?
— Я военный корреспондент лондонской газеты “Морнинг пост”, — быстро и энергично произнес
Уинстон, — и, согласно общепринятой во всем мире практике, требую немедленного освобождения.
— Согласно общепринятой практике всякое гражданское лицо, участвующее в военных действиях, может
рассматриваться в качестве шпиона и подлежит повешению, — с прежней насмешливостью и с той жесткостью,
которая не оставляла сомнений в способности претворять слова в дело, отозвался бур.
Черчилль пожал плечами.
— Отвести его туда? — молодой бур кивнул на группу пленных.
— Постереги здесь, — приказал командир и направился к пленным солдатам.
Молодой проводил командира взглядом и повернулся к Черчиллю.
— Это плохо, мистер. Вы можете быть…
Он закончил фразу выразительным жестом, изображающим петлю.
— Терпеть не могу веревок, — проворчал Черчилль, усиленно посасывая сигару.
Командир африканеров долго что-то выяснял с Холдейном, затем вернулся и приказал молодому буру:
— Арчи, ты его взял, ты его и повезешь в Преторию. Он, оказывается, важная птица. Пусть его в столице
и вешают. Тем более что тут и дерева подходящего для его комплекции не найдешь…
Уинстона вместе с группой пленных солдат отправили в Преторию. Везли лошадьми на вместительных
крытых брезентом повозках. По дороге Черчилль и молодой охранник разговорились.
— Бьюсь об заклад, вы не голландец.
— Угадали, мистер.
Арчи говорил по-английски плохо, но Черчилль без усилий понимал его.
— Откуда вы?
— О! Очень далеко. Отсюда не видно. Есть такая земля — Украина.
— Украина? Это Польша, что ли? Ах, нет, это Россия, я вспомнил.
— Украина — это Украина.
— Как вы сюда попали?
— Трансвааль, Трансвааль, страна моя и, может быть, свобода… — вполголоса пропел Арчи. И добавил:
