— Ну и прекрасно! — Холлисток встал из-за стола. — Тогда приступаем! Сейчас вам удобно будет, чтобы мы вместе поехали к вам?
— О Господи, ну конечно! Я только этого и ждал!
— У вас машина?
— Да, серый «Ягуар» у подъезда.
— Хорошо, мистер Доуни, идите вниз, а я через пару минут спущусь.
— Да, да, конечно, — и Доуни, выйдя через открытую ему дверь, торопливо пошел по лестнице.
Холлисток прошел к себе в комнату, наскоро переоделся в более удобную, чем костюм, одежду, взял с собой маленький чемоданчик, куда положил кинжал и одну из книг, и вышел на лестницу. На первом этаже он буквально столкнулся с Масси, который мчался наверх, перешагивая через две ступеньки.
— Ой! — он удивленно поднял голову, — А вы куда?
— По делу, — Холлисток смотрел на его раскрасневшееся лицо. — Как у тебя дела?
— Машина завтра будет здесь, босс! — Масси сделал характерный жест рукой, — нет проблем!
— Прекрасно, — сказал Холлисток, и снова зашагал вниз.
— Я вам не нужен? — спросил удивленный Масси.
— Нет, там лучше одному, — Холлисток приостановился, — призрак!
— А — а, — протянул Масси, — ясно. Ну тогда я пойду отдыхать.
— Кстати, босс, — снова окликнул он Генриха, когда тот уже взялся за ручку входной двери.
— Ну, что еще? — Холлисток снизу посмотрел на Масси, лицо которого виднелось в лестничном проеме на втором этаже.
— Я пришел немного раньше, но Элизабет дала мне почтовое объявление, которое пришло утром, и я сходил на почту…
— Не ори так, — прервал его Генрих, — я слышу.
— Так вот, нам пришел чек на две тысячи от вчерашнего клиента.
— Вот уж новость! — хмыкнул Холлисток. — Ну ладно, я буду не скоро. Пока!
И он быстро вышел на улицу. Доуни с нетерпением ожидал его в своем автомобиле, которым оказался роскошный «Sovereign», и они быстро поехали по городским улицам, которые к этому времени уже успели очиститься от утренних пробок. По дороге, уже несколько пришедший в себя, и обретший уверенность Доуни, рассказывал Генриху о своей жизни. За четверть часа он успел вспомнить молодость, учебу в университете, женитьбу, рождение дочки, и последовавший вскоре развод.
— Именно после этого во мне проснулась тяга к настоящей жизни, — Доуни говорил громко, иногда, в сердцах, сильно хлопая рукой по торпеде. — Как только я развелся, жизнь повернулась ко мне лицом, и дела достаточно быстро пошли в гору. Я отремонтировал наш дом, смог обеспечить матери нормальную старость, взял мужа сестры на хорошую работу, и вообще, зажил, как человек. А вы женаты? — спросил он Холлистока, который почти не слушая его болтовню, сидел, глубоко опустившись на сиденье.
Он уже понял этого человека, и теперь почти потерял к нему интерес как к личности. Его интересовала только стоящая перед ним задача, а от самого Доуни, кроме как денег, собственно, получить было нечего. Не в правилах Генриха Холлистока было очень много растрачивать себя на других людей, которые, за его долгую жизнь, сотнями появлялись, и быстро исчезали за горизонтом. Однако, пока сейчас Доуни все же еще был частью его жизни, и он абсолютно спокойно ответил ему на заданный вопрос:
— Нет, не женат.
— Вот это правильно! — Доуни снова наградил пощечиной панель приборов. — А были?
— Нет, — Холлисток повернулся к нему, — зачем? Разве поставить подпись, означает привязать к себе женщину? А ведь многие считают именно так. Но разве связанный человек выглядит лучше свободного?
— Да, — Доуни утвердительно кивнул, — на то вы и профессор, чтобы знать жизнь. А простым людям всегда приходится всякий раз наступать в дерьмо, которое оставили для них другие. Причем оставили специально, как назидание. Но все равно только толку мало. К сожалению, когда начинаешь это осознавать, часто оказывается слишком поздно.
