Новгородский полк сразу опомнился и послушался. Завидно многим было, но — ничего не поделаешь, князь прав. Смоляне же, ничего больше не замечая, все были на возах. Кто-то из новгородцев крикнул им:
— Эй, жуки навозные! Кому за вас помирать? Бросай возы, пошли за нами!
Еще несколько таких обидных криков — и многие из грабивших обоз пришли в себя, опомнились и побежали за новгородцами.
Теперь Мстиславова дружина ударила на суздальские полки раньше босоногих ополченцев — и пошла сеча! Топор Мстислава Мстиславича взлетал и опускался — позади князя на земле оставались корчащиеся, бьющиеся в предсмертной судороге тела. На подмогу избиваемым суздальцам пришло подкрепление — вернули свою конницу Всеволодовичи, осознав, что заманить противника на возы им не удалось. Но то была последняя попытка Георгия и Ярослава спасти положение. Ничего у них не вышло.
Поздно было останавливать разошедшихся Мстиславовых ратников. Теперь они находились в более выгодном положении — двигались с холма вниз. Опьяненных кровью, их несло все вперед и вперед. Они не замечали тех редких ударов, что доставались еще им от перепуганного суздальского воинства, но сами наносили удары во множестве.
Новгородский полк теперь было не узнать. Он словно сменил белые нательные рубахи на красные: человеческая и конская кровь забрызгала их настолько, что вымочила и окрасила почти полностью. Ужасен был вид пеших новгородцев, разъяренных и окровавленных! Полк, с которым они сшиблись, даже не пытался оказывать сопротивление, а сразу побежал — и со страху врезался в гущу конницы, идущей на подмогу. Расстроил и смешал ее ряды. Обезумевшие суздальцы, кажется, не понимали — в какую сторону надо бежать, чтобы спастись. Они сталкивались, падали, давили друг друга, беспорядочно метались и снова падали. А на них железной стеной надвигались новгородцы и беспощадно добивали всех без разбора.
Топор князя Мстислава главенствовал над всем сражением. Оно быстро и неуклонно превращалось в побоище, какого еще не видел белый свет. Так показалось и самому князю, когда, получив небольшую передышку, он вдумался: сколько же зарублено им нынче людей. Так много ему еще не приходилось убивать! Мстиславу Мстиславичу сделалось как-то не по себе. Он вдруг поймал себя на мысли, что хочет лишь одного — чтобы враги побежали как можно скорее и побоище прекратилось.
И они побежали! Конные и пешие — покатились как клочья сена под порывами бури. Огромное, самоуверенное и хвастливое превосходство суздальцев обратилось в труху! Бесчисленные толпы, теряя на бегу оружие, брони, коней, людей, неслись куда-то, все равно куда, лишь бы подальше от кровавого водоворота, готового их всех поглотить без остатка. Но им не давали уйти просто так! Мстислав Мстиславич увидел, что справа, обогнув холм и неожиданно возникнув на пути убегающего суздальского войска, в суматошный поток врезался острый клин псковской и смоленской конницы. А слева, не давая спасавшимся добраться до темнеющего вдали леса, рубили их ростовцы с князем Константином.
К полудню все закончилось. Гнаться за уцелевшими разрозненными врагами не имело смысла — победа и так была одержана полная. Мстислав Мстиславич велел трубить на холме общий сбор. Союзное войско начинало собираться под его знамена. Работы впереди предстояло много — обобрать убитых суздальцев, которых валялось на поле неисчислимое множество, потом подобрать своих раненых и убитых да всю неимоверную добычу. Впрочем, ее уже собрали те, кто успел отойти от горячки боя. Пока же князь захотел проведать союзников — поздравить их с победой, вообще убедиться, что они живы. Во время битвы разнесло их далеко друг от друга.
Псковский и смоленский князья вскоре нашлись — они распоряжались возле оставленного неприятелем обоза, делили добычу. Отрывать их от такого важного дела Мстислав Мстиславич не захотел. Он решил пойти поискать князя Константина. Его следовало и поблагодарить, и поздравить особо, он свое обещание сдержал и теперь по праву займет владимирский великокняжеский стол. В сопровождении мечника Никиты и нескольких дружинников поехал князь Мстислав к ростовцам.
