Адриан прикусил губу. Появиться в клубе в несвежей рубашке было немыслимо.
Он остановил одного из приставов и осведомился:
— Скажите, мсье, как мне забрать мои личные вещи?
Пристав ядовито улыбнулся и ответил:
— Здесь нет ваших личных вещей, гражданин Адриан Матье. Все арестованное имущество записано на вашего отца Аристида Матье, других бывших собственников не значится.
Адриана словно ударили под ребра. У него не было даже свежей рубашки на вечер.
«Только то, что на мне!»
Отец тронул его за локоть.
— Адриан, дворецкий предложил нам поселиться в его комнате.
Молодой человек знал, что их дворецкий снимает жилье где-то неподалеку, но жить в комнате?! В одной?!
— Нам надо лишь немного потерпеть, — подал голос отец. — Я получил письмо от Амбруаза Беро. Он собирался отплыть с Мартиники двадцатого июля.
— Ну и что? — Адриан не понял, при чем здесь старый отцовский друг.
— Ну, как же, — вкрадчиво проронил отец. — Мы же с ним договорились…
— О чем? — Адриан тряхнул головой, прогоняя невеселые мысли.
— Ты женишься. На приданом. В смысле, на Анжелике Беро.
Адриан вытаращил глаза.
— Это шутка?
— Какие могут быть шутки в нашем положении? — обиженно проговорил отец.
Адриан, все еще не веря тому, что это случилось именно с ним, уставился в пространство. Он был нищ, и его обязывали жениться. Да еще на приданом. Худшей доли для человека его круга и уровня притязаний придумать было невозможно.
«Анжелика Беро!.. — с ужасом подумал он. — Вот ведь нашел, кого мне сунуть!»
Аббат перечел донесение агента еще раз и раскрыл толстенный том с описанием всего торгового флота Франции. Амбруаз Беро снял две каюты — для себя и для дочери, отправился в путь 20 июля 1792 года и мог уже прибыть в Париж, но… не прибыл.
«Так, шхуна «Нимфа»… вместимость… паруса… год постройки».
— Нехорошо.
Шхуне было уже 24 года, она пережила несколько ремонтов. Значит, Амбруаз Беро мог опоздать, причем порядком. А штурм королевского дворца в Тюильри был назначен Аббатом уже на сегодня.
Аббат посмотрел на огромные напольные часы и сказал помощнику:
— Пусть матадоры выходят.
Сегодняшний штурм был предопределен еще 29 июля, когда Аббат приказал Робеспьеру начинать кампанию по свержению Людовика. А уже на следующий день, после нескольких важных разговоров, было решено, что впереди пойдут марсельские матадоры — парни дерзкие и крови не избегающие. За ними немедленно выслали гонца. В тот же день Аббат оценил затраты времени на сборы и дорогу от Марселя до Парижа и назначил дату штурма Тюильри — 10 августа 1792 года.
— Но, святой отец…
Аббат поднял голову и увидел, что помощник был еще здесь.
— Что тебе?
— Марсельцы просили дать им время на отдых.
Аббат поморщился. О прибытии пятисот матадоров его около полуночи известил набат. Понятно, что на постой такую ораву разместили не ранее двух часов ночи. Впрочем, спать никто из них и не подумал. Как доложили агенты, в предчувствии большого дела матадоры устроили грандиозную попойку. Само собой, с утра эти ребята чувствовали себя неважно.
— На том свете выспятся. Иди.
Помощник попятился к выходу.
— Стой!
Помощник замер. Аббат еще раз окинул взглядом бумаги, разложенные на столе, и цокнул языком. Ему не нравилось, что Амбруаз Беро еще не в Париже.
— Выясни, кто и где видел шхуну «Нимфа» с грузом сахара из Мартиники. Порт назначения — Бордо, но посудина старая, могла не дойти.
Помощник поклонился и бесшумно исчез в дверях.
Мария-Анна Лавуазье, урожденная Польз, не находила себе места. Сегодня ее должен был навестить сын Элевтер, однако около полуночи ударил набат, и стало ясно: Париж опять становится опасен. С утра и впрямь началось брожение, по улицам двинулись отряды санкюлотов. После них в воздухе надолго повисал запах перегара, старого пота и опасности.
Тревожась, она послала к сыну лакея с письмом, но тот ушел, да так и не вернулся. Когда внизу послышался грохот дверного молотка, Мария-Анна кинулась по лестнице так споро, что едва не обогнала прислугу.
— Элевтер! Я же тебе писала, не приходи!
Двери открылись, и она обессиленно опустила руки. Это не был ее сын.
— Мое почтение, мадам Лавуазье.
