– Как начет Мольто? – спрашивает Лип. – Думаешь, он замешан?
– Не думаю. Ни в каком треугольнике Ларрена не вижу. Третий – он всегда лишний. Нико и Мольто, конечно, приударяли за Каролиной. Она, вероятно, иногда просила Нико отложить какое-нибудь дело в долгий ящик или вообще ничего с ним не делать, и он шел навстречу. Здорово, видимо, в нее втрескался, как и многие другие.
Нико своих симпатий не афишировал. У него всегда все шито-крыто, как и положено у католиков, а неразделенная страсть была хорошим топливом для суетливой натуры Мольто.
Мы проговорили с Липом целый час. Проголодались и заказали вареные яйца. Перед восходом солнца над рекой разливался сказочно красивый розоватый рассвет.
Я вдруг подумал кое о чем и безудержно расхохотался. Я никак не мог остановиться. Мысль, что пришла мне в голову, вовсе не смешна. Но уж слишком долгими и насыщенными странными событиями были последние часы.
– Ты чего? – удивляется Лип.
– Сколько тебя знаю, а об этом никогда не думал.
– О чем?
Я снова давлюсь от смеха.
– О том, что ты носишь при себе пистолет.
Облачившись в пижаму, я подхожу к кровати. Барбара поворачивается ко мне.
– Ты уже встаешь? – Она щурясь смотрит на часы – на циферблате 6.30. – Не рановато ли?
– Нет, только ложусь.
Барбара приподнимается, опираясь на локоть, и вопросительно смотрит на меня. Я отмахиваюсь: ничего, мол, особенного, потом расскажу. Я боюсь, что не усну, но через несколько минут проваливаюсь в глубокий сон. Мне снится отец в тюрьме.
Барбара не будит меня до последней минуты, так что мы собираемся наспех. На мосту образовалась порядочная пробка, и мы приезжаем в суд, когда заседание уже началось. Перед судьей стоят оба обвинителя и Кемп. Речь держит Нико. Выглядит он усталым и говорит с излишней горячностью.
Я сажусь рядом с Сэнди. Барбара успела предупредить его по телефону, что мы задерживаемся, однако дипломатично умолчала о причине. Мне пришлось объяснить Сэнди, что мы оба здоровы и у нас все в порядке. Он, в свою очередь, рассказывает, что происходит.
– Обвинители в отчаянии – расскажу об этом поподробнее в перерыве. Короче говоря, они хотят, чтобы Мольто выступил свидетелем.
Ясно, что Нико говорит именно об этом. Когда он закругляется, Ларрен односложно роняет: «Нет».
– Ваша честь…
– Мистер дель Ла-Гуарди, мы обстоятельно обсудили это в первый же день процесса. Мольто не будет давать показания.
– Да, но мы не предполагали…
– Мистер дель Ла-Гуарди, если мистер Мольто выступит свидетелем, то я буду обязан немедленно объявить, что судебное разбирательство проходило с нарушением процессуальных норм. В самом начале процесса мистер Стерн спросил, будет ли давать показания мистер Мольто, и вы ответили: «Нет, ни под каким видом».
– Ваша честь, вы сами заявили, что если защита будет настаивать на своей версии, будто дело сфабриковано, то нам будет предоставляться относительная свобода действий.
– Я поставил бы под сомнение профессиональную проницательность мистера Стерна, если бы предположил, что он выдвинул эту версию без достаточных на то оснований. Да, я говорил об относительной свободе действий, но я тогда не знал, что главное вещественное доказательство, главная улика, которую последним видел мистер Мольто, исчезнет. Я тогда не знал, что мистер Мольто и патологоанатом исказят результаты вскрытия и анализов. Я все еще размышляю над тем, как мне быть с мистером Мольто, но одно знаю твердо: давать показания он не будет, и точка. Какой еще вопрос вы хотели бы затронуть?
Нико молчит, опустив голову. Потом выпрямляется и поправляет пиджак.
– Судья, мы хотим вызвать нового свидетеля.
– Кого именно?
– Доктора Майлза Робинсона, психиатра, у которого консультируется мистер Сабич. Он фигурировал в первоначальном списке наших свидетелей. Вчера вечером я информировал мистера о нашем решении.
Я весь напрягаюсь. Стерн успокаивающе кладет свою руку на мою.
– Что за чертовщина? – шепчу я.
– Об этом я и хотел поговорить с тобой до начала заседания, – спокойно говорит Стерн. – Я беседовал с доктором Робинсоном и, кажется, понял, чего ждет от него обвинение.
