Чтобы достать визитку, мне приходится обшаривать все карманы моего спортивного пиджака, куда я рассовал документы, касающиеся Леона и раздобытые Липом несколько месяцев назад. По ходу дела обнаруживаю, что пиджак весь в грязи. Наконец выуживаю из бумажника помятый прямоугольник из плотной бумаги и подаю его Леону.
– Понял? Это Расти Сабич, – повторят Лип.
– Ну и что? – говорит Леон.
– Дурила, ты знаешь, скольких твоих брательников он засадил? Знаешь, сколько «Ангелов» доносят ему про ваши делишки? Валяй спи, а утречком Расти Сабич садится за телефон и обзванивает вашу верхушку. Рассказывает, как ты бегаешь в парк к белым ребятам. Они ведь не знают, что у них за начальника жалкий педик по имени Леон Уэллс. По-твоему, это хрень? Нет, дорогуша, это не так. А ты знаешь о том, что это он позволил Стейплтону Хобберли обоссать всю морду Мелвину Уайту? Не знаешь? Могу рассказать. Так что будь паинькой. Все, что нам нужно, – это честные ответы на несколько наших вопросов. А потом мы сматываем удочки и оставляем тебя в покое.
Леон выслушивает речь моего друга вытаращив глаза. Нет, его не проведешь.
– Ну да, я сейчас раскалываюсь, а через неделю ты опять явишься среди ночи и устроишь новый шухер.
– Давай разберемся во всем здесь и сейчас. А пока отвечай на вопросы. Вот мой первый вопрос. Ты отвалил пятнадцать сотен, чтобы они закрыли дело?
Если Леон заговорит о Мольто, мы вызовем его для показаний в суде. Но Лип не раскрывает карты сразу.
– Ты же это знаешь, мен. Чего мне голову морочишь?
– Леон, – спокойно говорит Лип, – ты слышал мой вопрос.
– Ну да, отвалил, пятнадцать сотен.
У меня заколотилось сердце.
– Участвовала ли в этом молодая женщина – та, что по надзору служила? Каролина? – задаю я первый вопрос.
Леон смеется:
– Была – можно сказать и так.
– Что значит «можно сказать»? Не улавливаю.
– Чего крутишь, мен? Эта сучка все и провернула. Я, говорит, могу тебе помочь. И запросто помогла. Бьюсь об заклад, что она это сто раз делала. Знала когда, кому и сколько. Ловкая дамочка, факт.
Я тоже сажусь на корточки перед Леоном.
– И она присутствовала при этом?
– Еще бы! Я прихожу, а она: «Как дела? Присаживайся». Все чин-чином. А потом тот мужик начал говорить.
– Ты его видел?
– Не-е. Когда я пришел, она сказала, чтобы я не оборачивался и делал, что он велит.
– И он велел положить деньги на его стол?
– Не-е, у его стола я стоял. Велел положить в другой стол, в верхний ящик.
– В другой стол, прокурору?
– Точно.
– Выходит, ты дал взятку прокурору? – спрашивает Лип.
– Ты что сдурел, мен? Буду я давать какой-то мелюзге. Чего он может? Баксы возьмет, а потом скажет: не могу, брат, не получается. Знаем мы такие штучки.
Лип смотрит на меня. Он еще не понял, а до меня дошло. Наконец-то я понял.
– Так кто же это был?
Леон кривит рожу – неужели трудно догадаться…
– Судья, Лип, – выдыхаю я. – Он судье дал, верно?
– Ну да, нашему брату, черному, – кивает Леон. – Это точно он у меня за спиной стоял. Я узнал его голос, когда в суде был. – Леон щелкает пальцами, стараясь вспомнить имя. Но в этом уже нет необходимости. Имя значится на распоряжении о прекращении дела, копию которого я вытащил из кармана. И подпись знакомая, за последние два месяца я ее раз двадцать видел. Четкая подпись – как все, что делает Ларрен Литл.
– Такой вот расклад, – задумчиво говорит Лип.
Стрелка часов приближается к пяти. Мы с Липом сидим в круглосуточном ресторанчике «Уолли» на берегу реки, который когда-то славился своей выпечкой, но теперь сеть аналогичных заведений подчинила себе рынок.
– Такой вот расклад, – повторяет Лип. – Ларрен спит с Каролиной и берет взятки, потом делает ей подарки, чтобы она давала, так?
Лип взвинчен. По пути сюда он остановился у знакомой забегаловки и вышел оттуда с четвертинкой грушевого бренди. Он выпил его залпом, точно это была кока-кола.
– Господи, – говорит он, – до чего же иногда противно быть полицейским.
Я качаю головой. Я не знаю деталей. Единственное, в чем я убедился за последний час, это то, чего не хотел сказать мне на прошлой неделе Кеннили. Что Ларрен брал взятки. Что многие полицейские подкуплены.
