Бен поставил локти на стол и оперся подбородком на сплетенные пальцы.
– Врачи сказали, что этого не произойдет, – произнес он.
– Но ведь они не знают наверняка, верно? Они могут ошибаться.
– Не думаю.
Я опустила бокал на стол. Он был не прав! Он поверил, что все кончено, что мое прошлое утрачено навсегда. Может, именно сейчас надо рассказать ему о своих отрывочных воспоминаниях, о докторе Нэше, о моем дневнике, обо всем?
– А мне иногда кое-что вспоминается, – осторожно начала я; казалось, он был удивлен. – Память порой возвращается ко мне, понемногу.
Бен расцепил пальцы:
– Правда? Что же ты вспоминаешь?
– О, разные вещи. Иногда ничего конкретного. Какие-то ощущения, образы. Видения. Они похожи на сны, но слишком реальны для пустых фантазий. Думаю, это воспоминания.
Я замолчала, ожидая, что он будет с увлечением расспрашивать, попросит описать мои видения, захочет узнать, почему я считаю, что это настоящие воспоминания.
Но Бен молчал. Только смотрел на меня грустно-грустно. Я подумала про одно воспоминание, которое записала в дневник, когда он принес нам вина, на кухне нашего первого дома.
– Я вспомнила тебя, – сказала я. – Молодого.
– А что именно? – спросил он.
– Ничего особенного. Ты стоял в кухне. – Девушка и ее родители сидели совсем близко, поэтому я продолжила шепотом: – Мы целовались. – (Тут он улыбнулся.) – Вот я и подумала, если ко мне пришло одно воспоминание, то могут вернуться и другие.
Он потянулся через стол и взял меня за руку:
– Но, милая, дело в том, что завтра утром ты ничего не будешь помнить. В этом вся беда. У тебя нет «фундамента» для чего-то нового.
Я вздохнула. Конечно, он был прав. Не могу же я записывать все, что со мной происходит, до конца своих дней! Учитывая, что мне еще придется каждый день это перечитывать.
Я посмотрела на людей за соседним столиком. Девушка неуклюже поднесла ко рту ложку с минестроне, обильно намочив салфетку, которую мать повязала ей на шею. Я представила себе их жизнь: тихое отчаяние, участь вечных сиделок, на что они, конечно, не рассчитывали.
Прямо как мы! – подумала я. Меня тоже надо кормить с ложечки. И подобно этим родителям, Бен испытывает ко мне любовь, которая никогда не будет взаимной. Но, возможно, разница все же есть. У нас еще остается надежда.
– А ты хочешь, чтобы я поправилась? – спросила я.
Он был ошарашен:
– Кристин… Ну что ты…
– Может, мне сходить к какому-нибудь врачу?
– Мы уже пытались…
– Но может, стоит еще раз? Медицина постоянно развивается. Может, есть новая методика лечения. Я бы рискнула!
Он сжал мою руку:
– Кристин, это бесполезно, поверь мне. Мы испробовали все.
– А что мы пробовали?
– Крис, прошу тебя. Не надо.
– Что мы пробовали? Что?
– Все, – ответил он. – Все, что только возможно. Ты даже не представляешь.
Он как будто недоговаривал. Лишь бросал отчаянные взгляды то влево, то вправо, словно боялся неминуемого удара, но не знал, откуда его ждать. Я могла бы поставить на этом точку, но не стала.
– И все-таки, Бен. Я должна знать. Что именно? – (Он молчал.) – Расскажи мне!
Он поднял голову, тяжело вздохнул. Он нервничал, лицо побагровело, глаза расширились.
– Ты была в коме. Все были уверены, что ты умрешь. Кроме меня. Я знал, что ты сильная, что будешь бороться. Что ты непременно поправишься. И вот в один прекрасный день из больницы позвонили и сказали, что ты очнулась. Они сказали, что это чудо, но я-то знал, что это ты, моя Крис, вернулась ко мне. Для тебя все было в тумане, ты ничего не понимала. Не понимала, где ты, ничего не помнила об аварии, но ты узнала меня и свою мать, хотя не могла сказать, кто мы такие. Врачи говорили: не волнуйтесь, временная потеря памяти – обычная вещь после такой серьезной травмы, это пройдет. Но потом… – Он пожал плечами и скорбно уставился на салфетку, которую держал в руках.
Я уже думала, что он не собирается продолжать.
– Что – потом?
– Казалось, твое состояние ухудшается. Однажды я пришел к тебе, и ты не узнала меня. Ты решила, что я врач. Ты уже не могла вспомнить свое имя, год своего рождения. Ничего. Врачи сделали вывод, что у тебя не формируются новые воспоминания. Провели множество тестов, сканирований. Но все было безрезультатно. Врачи сказали, что травма вызвала потерю памяти. И что это навсегда. Это не поддается лечению, и медицина здесь бессильна.
