Мы вошли в здание Центра.
– Мы сотрудничаем как с больницей, так и с университетом, – поведал он, когда мы проходили главный вестибюль. – Получается, у нас есть и кнут и пряник.
Я не поняла и ждала, что он разовьет свою мысль, но он замолк. Я улыбнулась:
– В самом деле?
Он ведь хотел помочь мне. Надо быть вежливой.
– Все от нас вечно чего-то требуют, – рассмеялся он. – И никто не собирается за это платить.
Мы зашли в приемную. По стенам ряды стульев, на столиках те же журналы, что покупал домой Бен, – «Радио таймс», «Хелло!» – но тут еще несколько новых названий: «Кантри лайф» и «Мари Клэр». Повсюду стаканчики из-под кофе. Ощущение, что тут состоялась вечеринка, которую все спешно покинули.
Доктор Пакстон остановился у двери в кабинет:
– Хотите посмотреть, как ведется мониторинг?
– Да, – ответила я. – Очень.
Мы прошли в кабинет.
– Функциональная МРТ – относительно новая методика, – начал доктор Пакстон. – Вы слышали об МРТ? Магнитно-резонансная томография?
Мы очутились в маленькой комнатке; ее освещало лишь тусклое мерцание компьютерных экранов. Одна из стен была занята окном, за которым было еще одно помещение, где находился аппарат цилиндрической формы с выдвинутой, словно язык, лежанкой. Мне стало не по себе. Я не знала, что это за штуковина. Я ведь потеряла память, откуда мне было знать?
– Нет, не слышала, – сказала я.
– Простите, – улыбнулся он. – Конечно, откуда? Так вот, МРТ – рутинное исследование. Грубо говоря, это все равно что просвечивание рентгеном. Здесь используется аналогичный принцип, только нас интересует работа мозга. Его функционирование.
Тут заговорил доктор Нэш – впервые с момента нашего приезда. Голос его звучал тихо, почти робко. Я подумала: то ли он трепещет перед доктором Пакстоном, то ли очень хочет произвести на того впечатление.
– Если у нас пациент с опухолью, нам необходимо сканировать его голову, чтобы увидеть, где именно она расположена и какую часть мозга затронула. Это позволяет увидеть ее структуру. Функциональная же МРТ позволяет определить, какая часть мозга функционирует, когда вы выполняете те или иные задания. Мы хотим посмотреть, как мозг оперирует памятью.
– То есть какая часть мозга и когда включается, – добавил доктор Пакстон. – Куда текут все реки, так сказать.
– И что, это поможет? – спросила я.
– Мы надеемся, что это поможет нам установить поврежденную область, – сказал доктор Нэш. – Понять, что пошло не так. Что мешает нормальной работе мозга.
– А это поможет мне вернуть память? – спросила я.
Он помолчал и серьезно ответил:
– Мы очень надеемся.
Я сняла обручальное кольцо, серьги, положила все на пластиковый поднос.
– Сумку вам тоже придется оставить здесь, – сказал доктор Пакстон, потом спросил, есть ли у меня пирсинг. – Чего только не бывает, моя милая, – заметил он, когда я покачала головой. – Да, еще: у нашей супермашины довольно звонкий голосок. Возьмите. – Он вручил мне желтые беруши. – Ну что, готовы?
Я колебалась:
– Не знаю…
Меня постепенно охватывал страх. Комната словно сжалась, в ней стало темнее; сквозь стекло сам аппарат казался мифическим существом. У меня было чувство, что я уже видела такой или подобный.
– Знаете, я что-то совсем не уверена.
Тогда ко мне подошел доктор Нэш и взял меня за руку:
– Это совершенно безболезненно. Только немного шумно.
– Это не опасно?
– Абсолютно. Я буду здесь, по эту сторону окна. Мы будем наблюдать за вами неотрывно.
Наверное, у меня все равно был растерянный вид, потому что вмешался доктор Пакстон:
– Не волнуйтесь. Вы в надежных руках. Никакого риска. – Я взглянула на него, он бодро улыбнулся и добавил: – Мы почти уверены, что ваши воспоминания затеряны где-то в недрах вашего сознания. Мы хотим одного: узнать, где именно они прячутся.
Было холодно, хотя меня укрыли одеялом, и темно, если не считать красного мигающего огонька какого-то аппарата и отблеска, который давало зеркало, подвешенное над моей головой под таким углом, чтобы отражать экран компьютера, установленного где-то у стены. Помимо берушей, на мне были наушники, через которые со мной собирались говорить врачи. Но пока стояла тишина. Я слышала лишь отдаленный гул, звук собственного дыхания, неровного, громкого, и тихий, но настойчивый стук сердца.
