— Туда, — кивнул я Варьке в сторону еще одной, ближайшей от нас, двери на уровне второго этажа. Эта выходила в достаточно просторный холл, где, как я знал от Галки и Севки, планировалось провести грядущую пьянку.
Холл второго этажа был просторен и светел, две его достаточно протяженные стены состояли из сплошного ряда окон. В центре высилось несколько квадратных по сечению колонн. Единственной мебелью являлась длинная стойка торчавшая на невысокой сценке, здесь же рядом чуть в сторонке высилась пара колонок, стоял усилитель и несколько прислоненных к стене электрогитар.
— Рано, еще рано! Погодите!
Вокруг стойки суетилось с десяток Галкиных подружек разного возраста, среди которых я без труда опознал Зину Балагурову. Она–то и замахала руками осаживая самых истосковавшихся по выпивке поклонников поэзии. В последнее время Зина редакторствовала в местном «Вестнике» — газете, которую Панфилович, один из наших городских тузов и вечный неудачливый претендент на должность мэра, открыл в замен злосчастного «Городища».
Варька и Шурка встали в сторонке и закурив начали негромко совещаться, стоит ли предложить свою помощь. Я тоже полез за сигаретами.
— О, здорово! — в авангарде как раз сейчас поднимающейся по лестнице основной массы участников предстоящего банкета двигался Степан — один из моих приятелей по распитию пива на бульваре.
— Привет–привет, как дела в рекламном бизнесе? — в каком–то смысле мы с ним коллеги: мне приходилось верстать газеты, он занимался версткой брошюр, плакатов и прочей, подобной им, полиграфической продукции.
— Бизнес процветает, а заказчики носятся вокруг нас табунами.
— Могу подарить новую идею: «Ты не похож на других. Тебе нужен особый шампунь. Попробуй наш и твоя лысина будет сверкать в любую погоду!».
Степка заржал оценив шутку.
— Привет! — откуда–то из–за Степанова плеча возникла мальчишеская челка Милки Шевцовой, симпатичной стройной особы, успевшей достичь возраста, обычно именуемого «бальзаковским».
— А, бульварная пресса! — расплылся в улыбке Степан.
— Как дела в «Желтушке»? — полюбопытствовал я.
— По–прежнему ругаемся с хозяином из–за денег. За такую зарплату работать, знаешь ли… А у тебя такой прикид сегодня, — оценив мою новую джинсу моментально переключилась она. — Ну да, ты ведь с Варей Шереметьевой живешь?
— «У нее» — еще не значит «с ней», — поправил я. — У нас чисто служебные отношения.
— Пойди это Дрожко расскажи, — фыркнула Милка, бывшая накоротке с местным начальником ОВД от чего криминальные публикации «Желтушки» всегда выигрывали у конкурентов по оперативности и информационной насыщенности. — И потом, Витя, тебе такую шмотку выбрать, просто вкуса не хватило бы.
В три ряда обступив уставленную закусками — в основном, всевозможными бутербродами — стойку, минут десять делили белые пластиковые стаканы: тары на всех не хватало. Как–то этот вопрос утрясся и из–под стойки появились первые четыре бутылки. Варьке я плеснул совсем немного — она местную водку не любит, Шурке — столько же. Остальным наливал по желанию. Люде, по малолетству, досталась какая–то «Кола».
Говорили одновременно все: Юрьич, Севка, оказавшийся здесь же Панфилович, кто–то из музыкантов, Зина Балагурова и даже Хорек умудрился слово вставить. Смысл этой хором произнесенной речи сводился к тому, что пьем за Галкин талант, за ее молодость и красоту, за то чтобы творчество не увядало и вообще «ну, вздрогнем».
Как–то само собой получилось, что в толпе образовалось несколько центров притяжения. Вокруг Юрьича столпились Панфилович, Зина, Хорек, худая рослая Таня — редактор местной районки, кто–то из городской администрации, Милка и еще пара человек. Там же была и виновница торжества.
С десяток творческих личностей кучковался вокруг разливавшего очередную «пайку» Севки. Рядом со мной и Варварой были Шура, Люда, Степан и несколько совсем молодых парней и девчонок. Трое хорьковских сотрудников и еще пяток участников попойки сгруппировались около четвертой бутылки.
В то же время, толпа оставалась единым целым, мерно колыхаясь вокруг собранной на стойке закуси, жуя и перекидываясь ничего не значащими репликами.
