– Сашок, что дальше? – долетел до его сознания отдаленный голос напарника.
– Вызови наших и разберись тут без меня, – отдал Вершков распоряжение. – А я в Первую городскую больницу. – Уже на выходе добавил: – Не забудь и туда послать группу захвата.
Последнее, что он услышал, поющая место трагедии, был стон пьяницы, которого не успел придушить до конца Сутулый…
В отделении гемодиализа шла операция по пересадке почки. Делал ее профессор Элькин, ассистировала ему одна только женщина, кандидат медицинских наук Любовь Леонидовна Казакова, которую не покидали недобрые предчувствия.
На улице резко заскрежетали тормоза автомобиля. Женщина осторожно выглянула в окно и узнала Вершкова, который поспешно направлялся к входу в здание.
Она, не предупредив Элькина, бесшумно выскользнула из операционной и, сбросив на ходу халат, побежала к служебному выходу. Что профессора арестуют, она не сомневалась…
Ирину Анатольевну разбудил продолжительный и требовательный звонок среди ночи. Недоумевая, кто бы это мог быть в столь поздний час, она вышла в прихожую, накинув домашний халат.
– Кто?
– Открывайте, милиция, – голос прозвучал сухо и официально.
Сильно состарившаяся, убитая горем женщина распахнула дверь и увидела прямо перед собой потерянного много лет назад сына, встречи с которым она так долго искала. За его спиной стояли еще два милиционера.
– Сынок! – Она бросилась ему на шею, расстегнула пуговицу на груди и поцеловала подковку. – Сам пришел.
Александр буквально оторопел, несмотря на то, что обо всем уже догадывался. Он протолкнул ком в горле и с горечью произнес:
– Мама!
– Он за мной пришел. – В прихожей, полностью собранная, появилась Люба.
Ирина Анатольевна повернула к дочери смоченное слезами лицо. Ничего не спросив, вновь обернулась к сыну и только теперь заметила за его спиной посторонних.
– Сынок?
– Он не виноват, мама. – Люба протиснулась к сопровождающим Вершкова. – Ведите, а он пусть останется. – Уже спускаясь по лестнице, она выкрикнула, подавляя желание заплакать: – Запомни, мама, он самый достойный из всех твоих детей и теперь единственный.
– Боже! Что она имеет в виду? – Обильные слезы капали на пол прихожей. Она приобретала и теряла одновременно. Близнецы волей судьбы менялись местами…
В эту же ночь в камере-одиночке Люба свела счеты с жизнью. По этому поводу еще долго ходили пересуды в тюремных казематах. У нее не было веревки или хотя бы шнурка, чтобы повеситься, не было острых и режущих предметов.
Она перетерла вены на руках о прутья решетки, закусив нижнюю губу и не издав ни единого звука. А утром охранники долго не могли разогнуть ее пальцы, которыми умирающая зацепилась за прутья. День уже давно наступил, а в глазах женщины застыла полная луна.
Герасимова Павла Игнатьевича и Элькина Абрама Семеновича ожидали следствие и длительный судебный процесс.
Гарика, после судебно-медицинской экспертизы похоронили как безродного. На невысоком холмике его могилы стояла лишь деревянная табличка с номером. Ни имени, ни фамилии.
Организацией похорон Казаковых, Любы и Сергея, занимался лично Александр Вершков…
Еще довольно новый, но уже заброшенный парк на окраине города не привлекал горожан. Потрескавшийся, местами сколотый асфальт, прогнившие деревянные скамейки на аллеях, мусор и полное запустение отпугивали людей. Когда-то на месте парка была огромная яма, где располагался забытый Богом район – Шанхай.
Казалось, что это место проклято. Только молодые и стройные, набиравшие силу и рост деревья радовали глаз. Под тенью деревьев, на одной из скамеек грустила старая женщина.
У входа в парк остановилась легковая машина. Из нее вышел высокий, стройный и широкоплечий мужчина в форме майора милиции. На вид ему можно было дать лет тридцать с небольшим. Он легко пробежал по аллее и замедлил шаг перед старушкой.
– Я за тобой, мама.
– Знаешь, сынок, примерно на этом месте был наш дом, в котором родились все мои дети, – и она тихо заплакала.
– Жизнь состоит не из одних только потерь. У меня для тебя сюрприз. – Он поднял старую женщину на руки и, не обращая внимания на протест, отнес ее в машину, усадив на переднее сиденье.
