Дьюи приготовился к решительному броску и вызвал свидетелей, работавших в отеле «Уолдорф». Молодая горничная, убиравшая апартаменты Лаки, дала весьма невыгодные для него свидетельские показания. Она признала в некоторых обвиняемых (даже в тех, кого Чарли действительно никогда не видел) людей, регулярно посещавших его.
Ситуация еще более обострилась 24–26 июня, когда Дьюи нанес последний удар с помощью самых убедительных свидетельств. Милдред Харрис, жена Питера Балитцера, лейтенанта Бэтилло, содержательница публичного дома, утверждала, что ее супруг хотел оставить рэкет, но, получив отказ Бэтилло, отправился в «Уолдорф» к Лучиано, чтобы тот предоставил ему свободу, но Лаки также ответил отказом.
Впервые имя Лучиано выдвинулось на первый план.
Вторая свидетельница, Коки Фло Браун, любовница Джимми Фредерико, рассказала, что она принимала участие в важных совещаниях синдиката разврата, в ходе которых все главари постоянно ссылались на босса, Чарли Лаки Лучиано.
Третья свидетельница – Нэнси Катастроф Прессер, подвизавшаяся в Гарлеме в публичном доме Джеймса Руссо, показала, что проституцией стала заниматься с тринадцати лет и за это время была любовницей наиболее влиятельных босов: Уэкси Гордона, Шульца, Чиро Террановы, Джо А. Адониса. Нэнси утверждала также, что неоднократно навещала Лучиано в «Уолдорфе». Однако это вызвало затяжную перепалку между нею и адвокатами Лаки, наотрез отрицавшими этот факт.
В довершение всего один из свидетелей Дьюи, Фрэнк Браун, директор отеля «Барбизон плаза», от которого надеялись услышать, что он признает в Бэтилло, Лигуори, Пиноккио и в других гангстерах тех, кого видел вместе с Лучиано, заявил под присягой:
– Я, разумеется, хорошо знаю Лучиано. Он наш клиент. У меня превосходная профессиональная память, однако я утверждаю, что никогда не видел никого из тех господ вместе с ним, тем более не видел никого из них лично в нашем отеле.
Государственный атторней попытался обернуть дело в свою пользу и предъявил список телефонных вызовов, выписанных из книг в «Уолдорфе». Но они в большинстве своем были адресованы на секретные номера Чиро Террановы и Аль Капоне, а также на «Челентанос», ресторан в Лоуэр Ист-Сайде, резиденцию синдиката разврата. Это только повредило Дьюи, так как он не имел возможности доказать свои утверждения.
В тот же вечер, после судебного заседания, Лаки устроил изысканный ужин для своих адвокатов и некоторых друзей. Гай Орлова неожиданно заплакала, а Лаки признал, что его дела совсем плохи.
На следующий день Джордж Леви ринулся на штурм, пытаясь добиться оправдания для своего подзащитного:
– Я не обвиняю Томаса Дьюи в подкупе свидетелей, однако утверждаю, что он вместе со своими помощниками сфабриковал сценарий и набрал подходящих актеров, пытаясь выдать это все за правду. Том Дьюи не представил никакого доказательства, которое могло бы привести к осуждению моего подзащитного. Он рассчитывал добиться этого осуждения только благодаря предубеждениям, истерии, шумихе в прессе, всему тому, во что заставил поверить публику этот необычайный постановщик. Он рассчитывал добиться этого на основе давних правонарушений Лучиано: он пустился в побег, он солгал, чтобы иметь возможность носить оружие. Он рассчитывал добиться осуждения потому, что Лучиано обманул, утверждая, что был только торговцем алкоголем и профессиональным картежником.
Со своей стороны Дьюи мастерски отработал обвинительную речь и направил ее против уловок защиты, напичкав неуемной демагогией и пылкостью. В заключение своей речи он в неистовом порыве ярости кричал, указывал пальцем на Лучиано:
– Этот тип клятвопреступничал с отвратительным фарисейством на протяжении всего процесса, в ходе которого, я уверен, ни у кого из вас не осталось сомнения в том, что перед вами не только профессиональный игрок, не только букмекер, но и самый большой бандит Америки.
Дьюи говорил семь часов без перерыва, и у него еще оставалось что сказать. Судья Маккук, которому надлежало завершить дискуссию, не удержался от того, чтобы не обратиться к присяжным со следующим напутствием:
