Ник Гейфес (журналист из «Нью-Йорк таймс», специализировавшийся по вопросам мафии): «Невелик труд подсказать проституткам, отличающимся непостоянством, что от них хотят услышать в суде…»
Чарльз Брейтель (судья Верховного суда штата Нью-Йорка): «Суровость приговора, вынесенного Лучиано, объяснялась желанием убедить людей в том, что с командой Дьюи шутки плохи».
Следует признать достоверным и другое. Лучиано мог получить за свои прочие преступления наказание куда более значительное. Электрический стул уже притягивал его в свои вполне заслуженные объятия. Но все-таки обвинения, предъявленные Дьюи Лучиано, были ударом ниже пояса, и в действительности наказание было вынесено на основании практически несуществующих улик.
Но Дьюи хотел получить шкуру Лучиано, и он ее получил. Цель оправдывает средства. Поговорка, которую Лучиано со своей стороны проводил в жизнь постоянно и безжалостно.
Впрочем, в своем заявлении для журналистов, последовавшем за его «подвигом», Дьюи сознавался в этом со всей определенностью:
– Разумеется, и вы это поняли, процесс не был направлен против нарушителей моральных норм. Он был направлен против рэкета. Контроль за всеми формами организованной проституции в Нью-Йорке для осужденных представлял лишь второстепенный интерес. Рэкет проституции использовался лишь как средство, которое позволило нам засадить их за решетку. Я убежден, что некоторые из основных обвиняемых по этому делу, так же как и другие преступники, находящиеся в подчинении у Лучиано, преуспевают в контроле объединений по производству наркотиков, запрещенных вещевых лотерей, ростовщичества, итальянских лотерей, укрывателей краденых товаров и некоторых индустриальных видов рэкета.
На это Лучиано вынужден был ответить:
– Естественно, я прочел заявление Дьюи от первой до последней строки… Он наказал меня за все, за исключением того, в чем меня обвиняли. Я уверен, что ему известно о моей полной непричастности к проституции и о том, что я никогда не видел этих женщин.
Но Дьюи сам такой же гангстер, гангстер в законе: он подошел ко мне сзади и нанес удар в спину. Если бы меня судили за то, что я действительно совершил, например за соучастие в убийстве, я бы принял это как мужчина. Но с того момента, как я услышал, что сказал Дьюи после окончания процесса, во мне начало расти нечто напоминающее нарыв. В один прекрасный день этот нарыв прорвется и, так или иначе, я возьму реванш…
18 июня 1936 года Лучиано перевели из тюрьмы Томбс (Нью-Йорк) в исправительную тюрьму города Даннеморы, на самом севере штата. Он уже выполнил все установленные формальности, когда главный надзиратель ему сообщил:
– Вы прикомандированы к прачечной. Чарли ответил довольно сухо:
– Меня самого неплохо бы запустить в машину и отстирать.
Его проводили в камеру.
Лучиано овладел собой и, день за днем, постепенно стал снова прибирать к рукам контроль над синдикатом. В глубине своей камеры он обмозговал свою месть и ошеломляющее повторное появление, которое поможет ему в один прекрасный день вновь стать первым в преступном синдикате.
Основной заботой Лаки с того момента, как его упрятали в тюрьму Даннеморы, было, как бы половчее добиться пересмотра дела. В этом он видел единственный шанс вырваться из западни «от 30 до 50 лет тюремного заключения». Чтобы реализовать свой план, он воспользовался услугами нового адвоката, Джорджа Вольфа. Он вручил ему чековую книжку, где все чеки были уже подписаны без указания суммы, и следующую инструкцию:
– Я знаю, что шлюхи врали. Их надо найти. Это не так сложно, у нас есть подходящие люди. Когда это будет сделано, не надо их запугивать или оказывать на них давление, иначе дело обернется против меня при первой же жалобе от любой из них. Ваше дело – дать им понять, в чем их личный интерес. Время идет, и все проходит. О них скоро все забудут, кроме меня. Но если они публично скажут правду, ничего кроме правды, они не будут иметь никаких забот до конца их поганой жизни…
Полакоффу и Вольфу понадобилось более двух лет, чтобы напасть на след Коки Фло Браун, Милдред Балитцер и Нэнси Прессер. Основные «обвинительницы» буквально испарились. Наконец в декабре 1938 года один человек из синдиката, проникший в тщательно охраняемые служебные помещения государственного атторнея Дьюи, смог перефотографировать письмо Коки Фло Браун, адресованное Солу Гелбу, одному из помощников Дьюи. Вот его содержание в общих чертах: «Девочек (речь идет о Милдред, Нэнси и т. п.) и меня крепко надули. Мы оказались идиотками, когда поверили твоему шефу. Поверили, что соглашение с вами окажется крепче бетона, а оно из папье-маше. Вам хорошо известно, что нам хотелось обосноваться здесь окончательно, но как мы можем заниматься своим делом, когда все эти ваши типы днем и ночью торчат у нас за спиной, якобы для нашей безопасности? Кроме того, платежи становятся все более и более скудными, совсем не такими, о которых мы договорились. Так больше продолжаться не может. Раз вы заключили соглашение, то и соблюдайте его. А если у нас нет ни денег, ни настоящей свободы, мы готовы сделать кое-что, что будет явно не по душе Дьюи». Письмо было отправлено из Парижа.
