Лаки надлежало явиться и ответить на девяносто девять пунктов обвинения в принудительном сводничестве.
Великий Чарли не стал ждать и сбежал в Хот-Спрингс (штат Арканзас) в компании со своей любовницей Гай Орловой. Ник Розен информировал его о ходе событий. Оуни Мадден поспешил к нему, чтобы отвести очередной удар, так как Дьюи направил губернатору Арканзаса категорическое требование о выдаче Лаки. Но мировой судья Сэм У. Гэррет, однако, поспешил освободить его под смехотворный залог – пять тысяч долларов.
Тотчас же Томас Дьюи организовал пресс-конференцию, чтобы заявить: «Я не понимаю, как судья мог освободить этого человека под подобный залог. Лучиано признан самым крупным преступником Нью-Йорка, если не всей страны, и речь идет об одном из самых важных видов рэкета и об одном из самых гнусных преступлений, совершавшихся когда-либо». Дьюи публично обвинил губернатора Футрелла, которого журналисты окрестили «несокрушимым оплотом гангстеризма». Футрелл дрогнул и приказал арестовать Лучиано. Чувствуя, как тиски начинают сжиматься, Чарли пригласил в свою камеру в Хот-Спрингс представителей печати:
– На фоне моего дела начинают вырисовываться грязные политические интриги. Я отнюдь не претендую на звание самого добродетельного и безупречного человека. Но никогда, повторяю, никогда я не опускался до того, чтобы способствовать проституции. Никогда я не был замешан в вещах, настолько отвратительных.
Ситуация весьма осложнилась, когда генеральный атторней штата Бейли, который обычно без церемоний брал взятки, испугавшись напористости Дьюи, одним махом реабилитировал себя, сделав следующее публичное заявление:
– Необходимо доказать, что честь штата Арканзас и его властей не продается. Всякий раз, когда опасный преступник в этой стране хочет избежать сурового законного наказания, он направляется в Хот-Спрингс. Мы должны продемонстрировать, что Арканзас не может служить им убежищем.
Губернатор Футрелл уже не смог отказать в выдаче преступника.
Лучиано пришлось отправиться в Нью-Йорк в наручниках. Ему официально предъявили все пункты обвинительного заключения и установили размер залоговой суммы – триста пятьдесят тысяч долларов. Рекордная величина по тем временам.
Спустя некоторое время его адвокат Полакофф внес залог, и Чарли вновь обосновался в апартаментах «Уолдорф тауэрс», где Джонни Торрио организовал новое сборище с участием Лански, Сигела, Костелло, Адониса, Луччезе и Анастасиа.
Торрио не мог удержаться, чтобы не напомнить еще раз, как он был прав, возражая против убийства Шульца, которому, напротив, следовало оказывать всяческую поддержку, чтобы как можно дольше, отвлекать внимание Дьюи.
Анастасиа, поднявшись, со злостью заявил:
– Как бы не так! Прав был главным образом Шульц. Уж кого следовало прикончить, так это Дьюи, иначе Чарли погорит. Я лично этим займусь. Надеюсь, моя винтовка избавит нас от этого маньяка. Я хочу сделать это для Чарли, который так много сделал для всех нас.
Чарли казался растроганным, во всяком случае, он не стал возражать против решения, предложенного верным Альбертом. Только Фрэнк Костелло в своем углу пробубнил хриплым голосом:
– Мы никогда не отказываемся от ранее принятого решения. Все мы однажды договорились, что никогда не будем уничтожать важных персон из полиции, городских властей и прессы, чем бы они нам ни угрожали. Ты же первый и предложил это, Чарли, не так ли?
Лаки с неохотой согласился:
– Я это говорил, и мое мнение не изменилось. Этот вариант надо отбросить.
– Почему ты но хочешь признать его виновным во всем, что случилось с тобой? – воскликнул Анастасиа.
Это несколько развеселило присутствующих. Багси Сигел, любивший изображать веселого малого и Дон Жуана, разбивавшего сердца самых популярных кинозвезд и даже дам из высшего общества, позволил себе беззлобный выпад в адрес Лаки:
– Лучше признайся, что ты вляпался из-за своих подружек. Видимо, ты немногого стоил, если они все разом на тебя ополчились…
Никого, однако, эта шутка не развеселила. Если Багси и забыл, то другие помнили, что Чарли Лаки особенно раним именно в этой интимной сфере. У него даже поползло вниз левое веко, полностью закрыв черный глаз. Сигелу стало не по себе.
