Полакофф связался с Костелло. Вместе они снарядили группу из гангстеров-джентльменов, принадлежавших к клану картежников, смышленых, абсолютно уравновешенных и не грубых. Их отличали наблюдательность, терпение, склонность к психологии. Они очень быстро нашли «девочек», смогли наладить с ними отношения. Вскоре девицы легкого поведения, отнюдь не напуганные, а лишь возмущенные обманом генерального атторнея, поспешили поставить свои подписи под законными документами, в которых признавали, что их свидетельские показания были сфабрикованы в конторе Дьюи под воздействием грубых угроз и обещаний, не выполненных и наполовину. Все они имели дело с непосредственными сотрудниками Дьюи, особенно с Гелбом и Гурфейном.
– У нас не оставалось выбора, – говорили они, – надо было делать, что нам говорили, либо получать максимальные сроки за проституцию, наркоманию и оскорбление общественной морали. Иначе говоря, на нас просто не стали заводить уголовного дела, купили билеты в Европу и обещали пожизненное обеспечение.
Адвокаты ликовали, тем более что из тюрьмы Синг-Синг некий Джо Бендикс написал Полакоффу, что люди Дьюи его одурачили: он все еще в тюрьме, несмотря на обещание, что его освободят досрочно. А он ведь подписал полностью выдуманную ими историю и прочел ее в судебном заседании для обвинения Лучиано.
Перед апелляционным судом Томас Дьюи разыграл негодование. Как можно сомневаться в его порядочности? Кто его обвиняет? Висельники и негодяи! Разве он не предупреждал: синдикат разврата будет оказывать всевозможное давление на свидетелей обвинения… Пожалуйста! Все так и произошло. Неужели суд позволит себя одурачить? Разве не видно, что происходит гнусное надувательство? Следует ли выпускать из клетки хищника, посаженного на цепь в тюрьме Даннеморы, чтобы он мог продолжать безнаказанно калечить людей и в дальнейшем?
Судьи прислушались к его словам, за исключением одного, который нашел наказание Чарли Лучиано «слишком длительным, слишком суровым, просто непомерным, если учесть неубедительность представленных улик…». В результате наказание осталось в силе. Лаки Лучиано предстояло провести в тюрьме от 30 до 50 лет, иначе говоря, пробыть там до конца своей жизни.
Глава седьмая. Небольшой рассказ о Луисе Лепке Бухалтере
В Даннеморской тюрьме Лучиано обосновался так, как если бы он находился в «Уолдорф тауэрс». Он вел себя как человек, который отнюдь не стремится, чтобы его видели, узнавали и беспокоили.
В этой мрачной каменной крепости нашли себе приют самые отъявленные, самые неисправимые бандиты. Лучиано избавился от их назойливости с тем большей легкостью, что его репутация главного босса заставляла притихнуть тех, кто обычно не прочь был покуражиться над вновь прибывшими.
Его определили в прачечную. Поскольку он сам хотел оставаться в тени, он мог бы там прижиться, если бы не пары кипящей воды, смешанной с хлоркой, от которых перехватывало дыхание. Это заставило его подыскивать себе другое место.
Костелло сделал все, что требовалось. Некоторые надзиратели пополнили свои сбережения кругленькими суммами, а Лучиано отправился работать в библиотеку. Более того, там он узнал, что, кроме наскучивших газет, можно читать и кое-что другое. В часы досуга он теперь занимался тем, что копался в книгах, проходя своеобразный курс обучения. Будучи от природы подозрительным, он и здесь всегда считал нужным скрывать даже название прочитанных им книг.
Кроме мыслей о потерянной свободе, ничто серьезно не волновало его. Организация, созданная благодаря его способностям, по его собственному замысла функционировала безотказно. Изменилась лишь структура руководства созданной им империей в связи с отсутствием правителя, который теперь вынужден был отдавать свои распоряжения через министров двора.
Его выбор пал на Джо А. Адониса, с помощью которого он намеревался поддерживать постоянную связь прежде всего с семьей Массериа, а затем и с другими семьями мафии.
Поскольку он испытывал особое уважение к Фрэнку Костелло, то в конце концов именно его назначил контролировать деятельность всех банд, поступления установленных отчислений и т. д. Но главное, Костелло выполнял роль посредника между ним и Вито Дженовезе, к которому с первых же дней Лучиано питал недоверие.
