— Это печальная история, — продолжал вслед за тем сэр Айвори. — Нет, Вэнь Чжан, которого мы видим перед собой под охраной двух сержантов, не преступник. Я имею в виду другого Вэнь Чжана, перевоплощенного, который, постепенно погрузившись в бездну безумия, дошел до того, что совершил еще одно преступление. И этот безумец, увы, не кто иной, как госпожа Джейн Уоллес.
В это мгновение все увидели, как мать Брайана, крепко удерживаемая в кресле обоими сержантами, вдруг потеряла все свое былое достоинство. Мелвилл глядел на нее с ужасом, да и остальные: брат и сестра Эттенборо, мисс Ли, Вэнь Чжан — не могли оторвать взгляд от ее лица, исказившегося в жутком оскале.
— Дамы и господа, — начал сэр Малькольм, — я вдруг понял, кто такая Джейн Уоллес, когда, придя в себя после снотворного, которое ей с ее же согласия дал врач, она появилась перед нами, передо мной и старшим инспектором, в кухнях. В ее поведении было что-то странное. Она говорила надменным тоном великосветской дамы, а сама спустилась к нам в пеньюаре. В одном пеньюаре! Госпожа Барнетт, вы раньше видели, чтобы ваша хозяйка приходила в кухни в пеньюаре?
— Нет, сэр, и меня это тоже сильно удивило.
— О, то был всего лишь маленький, хоть и примечательный факт, и я не придал бы ему большого значения, если бы меня не заинтересовало другое, куда более серьезное наблюдение. Лицо у госпожи Уоллес было накрашено как обычно, то есть аккуратно и изящно. Почему же она решила спуститься к нам в кухни — то, что мы там, ей было известно точно, — в этом пеньюаре, а не в платье? И я заметил, что в красном пеньюаре она выглядит более величественно. Он напоминал ей театральные костюмы — например, платье Гертруды из «Гамлета». Да-да! Она же актриса, вот и сыграла перед нами роль матери, героически перенесшей смерть сына.
Лицо Джейн Уоллес теперь походило на мертвенно-бледную маску с безумными глазами. Тело ее выгнулось дугой, и двум сержантам с трудом удавалось удерживать ее в кресле. Но сэр Айвори продолжал:
— Мысль об убийстве с театральным эффектом могла прийти в голову только человеку с воспаленным воображением. Надо было навести подозрение в убийстве на Вэнь Чжана, но для этого против него нужны были улики, и как можно больше. Отсюда затея с китайским арбалетом, восемью ценностями, книгой под матрацем и накрашенными бровями, хотя значение этой улики пока еще нам непонятно.
— Я тоже ничего не понимаю, — сказал Мэтью.
— Поскольку Вэнь Чжан якобы состоял в секте, нужно было прежде всего это доказать. Мелвилла отправили за ним следить. Госпожа Уоллес знала, с каким предубеждением он относится к китайцам. И Мелвилл безоговорочно ей поверил, когда увидел накрашенные брови. К тому же госпожа Уоллес как-то рассказывала ему о китайской секте «Красные брови». Да-да, господин Мелвилл, несмотря на маску фанфарона, в душе вы человек наивный. Признайтесь сами! Ведь вам уже приходилось слышать о «Красных бровях»…
— Да, от Брайана. Он рассказывал о них как-то за обедом пару месяцев назад. В эту секту входили китайские крестьяне — они взбунтовались против какого-то императора, уже не помню…
— Видите, вот так, мало-помалу, с помощью разных подвохов вас и убедили в виновности Вэнь Чжана… Да и потом, госпожа Уоллес давно мечтала свести счеты с дворецким — сделать из него козла отпущения. Она так и не смирилась с его появлением в доме, куда он вошел якобы лишь затем, чтобы получить британское подданство, — нет, ей казалось, тут кроется какая-то тайна. Она что-то подозревала, не правда ли? Ну же, господин Мелвилл, уже слишком поздно скрывать что бы там ни было. Скажите наконец, что же возомнила себе Джейн Уоллес?..
— Она думала, Чжан — внебрачный сын лорда Роберта, а историю со спасенным сиротой он придумал, чтобы скрыть правду.
— Ну вот! — воскликнул сэр Малькольм.
Госпожу Уоллес всю затрясло, и она вдруг истошно закричала:
— Чжан хотел прибрать к рукам наследство моего сына! Он давно замыслил его убить, и меня тоже! Тогда ему бы досталось все! Это он убил моего дорогого Брайана!
Сэр Айвори подозвал доктора Стила.
— Дамы и господа, представляю вам доктора Стила. Он семейный врач Уоллесов вот уже три десятка лет. Вам слово, доктор. Вас больше не связывают никакие профессиональные тайны, тем более что я сам смог разгадать тайну, которую вы тщательно хранили.
