К моменту открытия росения Краснополярск практически вымер – все, кто мог, уезжали к родственникам на юг, бросая квартиры вместе с пожитками. Сначала в городе сохранность чужих жилищ уважали, потом бедность заставила вскрывать соседские квартиры и пользоваться всем, что попадалось под руку. В конце концов самым ходовым товаром в Краснополярске стала водка.
Шестнадцатилетний Илья, один из семи учеников местной школы, от безнадеги уже подумывал наложить на себя руки, останавливало лишь экзистенциальное чувство вины перед матерью. Как вдруг в городе появились шахтеры, геологи, строители, за ними инженеры и менеджеры – и все вокруг пришло в движение, заработало, и Краснополярск стал оживать.
В чем-то мать была права – «Альт» действительно в тот момент спас их город и всю страну. Однако затем воодушевление от перспектив новой жизни сменилось разочарованием. В компанию практически невозможно было устроиться на нормальную работу – лишь на самые низовые должности, вроде поварихи в столовой или грузчика в аэропорту. Мать не взяли даже поварихой. Его тоже не взяли. Его лучший друг с трудом устроился на шахту и погиб при обвале. Лишь его школьного приятеля Серегу приняли на теплое местечко за великолепные компьютерные навыки – и сделали в своей пропаганде символом возможностей для остальных жителей города.
К двадцать первому дню рождения Илья скопил денег и сделал два подарка. Один – матери, новый телевизор. Второй – себе, купил билет до Екатеринбурга погостить у троюродного брата Михаила, с которым переписывался в соцсетях. Поездка стала судьбоносной – именно Мишка рассказал ему об анархизме, познакомил с местной ячейкой активистов и дал пару книжек в дорогу.
Лопаты с трудом вгрызались в промерзшую землю Введенского кладбища. Двое рабочих в спецовках закидывали гроб, еще видневшийся на дне ямы. Павел поддерживал мать под руку и пытался сдерживать слезы – из-за ледяного ветра они быстро застывали и превращались в сосульки на бороде и очках. Ветер залезал под пуховую куртку, пробирался за шарф и замораживал пальцы, несмотря на перчатки. Что-то уныло вещал поп, из-за старославянского понять, о чем он говорит, было невозможно: Паша и не слушал.
Здесь уже почти никого не хоронили, место можно было получить лишь на аукционе или по наследству. Старинное, «немецкое» кладбище, где со времен Петра I погребали неправославных христиан, поразило его особой, мрачно-торжественной атмосферой, едва он приблизился к поблекшей краснокирпичной готической ограде. Гроб к могиле несли под согнутыми весом лет кривыми деревьями, по аллеям, вдоль которых на каждом шагу были видны занесенные снегом скорбные статуи ангелов, изящные мраморные вазы с завитушками, непривычные надписи на латинице и даже часовни и семейные мавзолеи, насчитывающие не одну сотню лет.
Хоронили его дальнюю родственницу, милую женщину, которая нередко навещала его семью в детстве и всегда была к нему добра. Как-то раз она даже приезжала к ним на дачу и отогнала деревенских хулиганов, пытавшихся отобрать у маленького Паши велосипед. Она умерла в глубокой старости при полной ясности ума, так что это событие вызывало лишь светлую грусть, но Павел не мог сдержать рыданий. Этот год его добил.
Вибрация.
Сын. Его сын, о котором он мечтал и которого так ждал, был тяжело болен астмой. Дети у тридцатилетних в их время были аномалией, и когда ребенок появился на свет, Павел был на седьмом небе от счастья. Но длилось оно недолго. Вместо развивающих кружков, социализации с другими детьми, велосипедов, поездок с семьей на море родителей терзали бесконечные дорогостоящие походы к врачам, разговоры о здоровье, пачки лекарств, непрекращающееся мытье полов и уборка, слежение за достаточной влажностью воздуха в доме – и даже любимого британца Гришку пришлось отдать матери.
Вибрация.
Жена. Вероника, которую он так любил, стала совсем чужой. И без того ухудшившиеся после родов отношения с обнаружением болезни сына совсем потеряли радость. Общая беда их не сблизила, наоборот, они погрязли в ежедневных ссорах и скандалах. Он любил жену, жалел, старался понять, сердцем знал, что ей так же тяжело, как и ему, из-за болезни сына, и надо проявлять сострадание, но рассудок говорил, что так продолжаться не может.
