И замок выветрился из головы сына как не бывало.
Только красную комнату помнил он.
Из которой исчез отец.
Странные вещи фотографировал его отец!
Еще более странные печатал…
Качественные негативы он браковал. С безнадежными возился так долго и терпеливо, что за одно это его можно было убить.
– Это что за следы?
– Ты бы видел ее щиколотку…
– Ой, Пизанская башня!
– Это неинтересно. Она все равно не упадет… А вот зато очень любопытная кофейная чашка…
И – ни чашки, ни кофе… Какие-то подтеки и разводы.
– Это очень трудно технически… – сетовал он. – Требуются обе ее стороны. Занятная была дама… у нее с одной стороны вышли заяц и луна, а с другой – что-то вроде дерева или оленя… Вот видишь, как рога хорошо получились?
– У чашки?
И отец смеялся взахлеб:
– У оленя!
Наконец он напечатал ему Пизанскую башню так, что она, единственная, стояла ровно, а все вокруг валилось.
– Кстати, она потом все-таки вышла за него замуж…
– Кто за кого? – серчал сын.
– Ну, за этого… турка из чашки.
– А кто она?
– Вот это может оказаться любопытно… Это волос из бороды Магомета.
– Такой толстый?
– Я его сильно увеличил.
Сколько бы он ни увеличивал, сыну все равно казалось, что ничего у него не получается. Вся ванна была заполнена отмывающимися отпечатками, как только что их лодка рыбами… ни один снимок не вышел!
Каково же было его удивление, когда отец выключил красный и включил нормальный свет… Как живые, как рыбы, плавали изображения! И до того отчетливые! Но все будто бы одинаковые.
– Как же одинаковые! – возмущался отец. – Ты что, туг на глаз? Это Галилея, а это Умбрия – видишь разницу? А это вовсе Псковщина…
Сын видел одни и те же, бесконечно уходящие вдаль, как волна за волной, холмы.
– Красиво, – сказал он примирительно.
– Красиво!.. – передразнил отец. – Что ты понимаешь? Божественно! Да понимаешь ли ты, что холмы эти, находясь в столь противоположных местах и климатических зонах, – подобны!
И все у отца было не просто так. Все, что ни делал бы отец, он делал специально, сознательно, нарочно, как и хотел, и именно такой получал результат, какого добивался. Он снимал различные вещи, чтобы они выглядели одинаково, а как раз от одинаковых добивался принципиального несходства.
– Взгляни! – восклицал он. – Как прекрасно! По-твоему, что это?
– Это еще одна кофейная чашка, – отвечал догадливый сын.
– Дурак! Это кора! Ствол дерева! Причем не просто дерева, а той самой оливы из Гефсиманского сада, под которой уснул Петр. Помнишь: «трижды не прокричит петел…».
– Помню… – неуверенно мямлил сын.
– Эх ты! – в сердцах всплескивал руками отец, причем так ловко, что не столько смахивал, сколько подхватывал бутылку виски. – Знать такие вещи надо! А это хоть что?
И если сын наконец догадывался, что это бабочка, то это оказывалась долина Евфрата. А если он полагал, что это русло реки, то это был скелет селедки…
Отец скромно имел в виду книгу всей жизни – «Сравнительную географию»! Как у Плутарха, но несколько шире… От описания параллельных стран он перейдет к параллелизму всех форм Творения!
– Ты даже не представляешь, как похожа Исландия на Монголию! И никто из них не подозревает об этом…
– Папа, а можно я сам?.. – робко попросил сын, и отец вдруг осекся, засмущался, засуетился, стушевался…
– Конечно, конечно, сынок…
И пока сын возился с увеличителем, пытаясь навести на резкость безнадежно расплывчатую фигуру на берегу, отец выключил свет, включил красный фонарь…
Сын разглядывал первый самостоятельно полученный отпечаток – это был не иначе как сам отец. Улыбающийся во всю ширь, вроде даже вытанцовывающий на берегу, босой, почему-то в женском платье…
– Папа! Смотри, это ты!..
Но, когда он промыл снимок и включил свет, перед ним был лишь бледный засвеченный отпечаток, и будто отец растерянно моргал глазами, как на яркий свет, будто застигнутый врасплох, застенчиво и даже виновато улыбаясь, обратив на сына свое ослепленное лицо.
Самого его не было.
Его нигде больше не было.
Мать только всхлипывала, и саквояж его исчез.
«Я убью его! Убью, убью!» – сказал мальчик.
Потом он сделал вот что. Вернулся в ванную комнату и тщательно прибрался. В бутылке еще оставалось. Он примерился и изрядно отхлебнул. Первый в своей жизни глоток виски… А когда продышался, то плюнул в ванночку с жидкостью цвета виски, в которой только что проявился его отец, и слил в раковину.
