Как по заказу, в той же кучке, под купюрами, обнаружился и револьвер дядюшки графа Варази, приезжавшего к ним в поместье с какой-то войны на побывку, в чемодане которого маленький Урбино и порылся, когда дома никого не было. Чемодан был пуст: лишь подтяжки, щетки для волос (дядюшка был лыс) и эполет (почему-то один), тяжеленький сверток… в чистенькую портянку был завернут револьвер! Он был заряжен. Особенно восхитили Урбинчика эти бронзовые кружочки с маленькой пуговкой в центре. Он прицелился в свое отражение в зеркале, закрыл глаза и нажал на спуск – выстрела не произошло. Он что-то отжал, барабан освободился, и он с особым наслаждением покрутил его, вслушиваясь в тикающие щелчки. Только одно отверстие в барабане и было пусто. «Так я впервые сыграл в русскую рулетку», – сообразил сейчас старик Урбино. А тогда скверный Урбинчик не мог удержаться, чтобы не похвастаться оружием перед одноклассниками. Но и тут Ангел-хранитель оказался на месте: он никого не подстрелил. «Какой же я неблагодарный мерзавец! – думал теперь старый Урбино. – Кнопки струсил…» Он вспомнил, как граф Варази до смерти испугался, обнаружив пропажу и думая, что утратил оружие сам. Скандал был куда грозней, чем из-за спирта. И опять находчивый Урбинчик вовремя подсунул револьвер на такое место, чтобы дядя Варази сам его нашел.
Подлость. Но это было все, что он сам украл за всю свою некороткую жизнь. Все ли?.. Какие уж тут воры! Крохотная кучка перевешивала великую. Особенно те две девочкины купюры. Он вдруг вспомнил ее глазки – маленькие, очень черные и удивительно пушистые – цве-точки-бархатцы.
Револьвер и сейчас был в отличном боевом состоянии, будто и времени не прошло. Урбино вставил его в рот, лизнул. «Русский поцелуй…» – усмехнулся криво. Но нажать на спуск было не легче, чем на пресловутую кнопку.
Уже легче стало нажать на клавишу пишущей машинки. Урбино решительно вернулся на рабочее место, решительно потянулся к стопе бумаги, чтобы начать хотя бы с титульного листа, хотя и считал это признаком полной если не графомании, то импотенции. Решительно вставил чистый лист, и, пока он его вкручивал, сначала вылезло имя автора, потом название романа, причем вместе с эпиграфом. И Э. По, и китаец были там. Оба. По – еще куда ни шло. Но китаец был про приснившуюся философу бабочку. Какая пошлость! – возмутился Урбино и с треском выдернул лист.
Потянулся за следующим. Вставил. Провернул каретку.
ОГЛАВЛЕНИЕ
Любопытство уже перевешивало страх. Он щелкнул кареткой, как барабаном револьвера.
Предмет первый. РЕВОЛЬВЕР.
Предмет второй…
Дальше все шло по списку, как опись утрат. Все, до последнего колечка.
Дойдя до исландского свитера, он даже пощупал его на себе, чтобы убедиться.
Свитер как свитер. Очень толстый, заведомо теплый. Урбино знобило.
Он не помнил про Оглавление. Когда же он все это составил?!
Страница вывернулась из каретки на главке «Любимые шведские очки».
Они были круглые, как у Джойса. Он забыл их на столике в поезде как раз вместе с книгой Джойса, которого силился читать и чуть не проспал свою остановку.
Содержание романа оказалось столь обширным, что оглавление не уместилось на одной странице. Уже машинально Урбино потянулся за следующей.
Нелепая страница! Там была всего лишь одна строчка:
Предмет последний. БРИТВА ОТЦА.
Он осторожно бросил взгляд на стопку… Первая страница была уже написана и так и называлась – «Револьвер». Урбино щелчком, как колоду карт, как ногтем по всем клавишам рояля, прошерстил целиком стопку – все страницы казались заполненными.
И он сразу заглянул в последнюю, и это была «Бритва отца».
Там тоже была всего одна строчка:
«Она лежит у тебя в комнате, там же, куда ты положил ее в последний раз».
Он взглянул на кучу в углу – ее не было. Взглянул в другой угол, где сохранялось то, о чем он постарался забыть, – там все оставалось на месте.
Он давно знал, что все описанное исчезает из жизни точно так, как и из времени.
«Раз это сборище утерянных вещей окончательно исчезло, значит, и роман написан».
Урбино уже ничему не удивлялся. Да, это так. В последнее время он никогда не видит того, что у него перед глазами. «Где соль?» – обыщет все, а она у него прямо под носом.