— Но причем здесь отец? Почему вы…
— Да потому, мой юный друг, что твой отец едва не погубил нас! О, однажды уже нашелся такой безумец, взявшийся приручать крыс! Знаешь, что из этого вышло? Сколько крови из этого вышло, ты знаешь??? Черная смерть — чума, обрушившаяся на нас и унесшая жизнь половины Европы, это ли не цена вопроса? Тысячи, сотни тысяч крыс штурмовали наши города, потому что они жаждали мести. Мы просто захлебнулись тогда, мы уже ничего не могли сделать… А голод? А Столетняя война? Или тебе привести факты посвежее? Ближневосточные конфликты? Развал государства? Опиумные войны? Конфликт в Чечне? «Гильдия — это я!» — вот что говаривал твой отец, когда я просил его прекратить дурацкие опыты… Твой отец!.. Знаешь ли ты, кто был твой отец? Он был сыном моей мамы и моего папы, он был мой брат, слышишь, мой младший брат!.. А потом он превратился в…
Владимир Николаевич неожиданно успокоился и отхлебнул виски.
— А что ты знаешь про свою мать, дурачок? Я нашел ее в гнусном притоне, полубезумную от наркотиков. Ей было пятнадцать человеческих лет. Это были времена хиппи, и она не устояла перед поисками любви и цветочками. Тогда все верили, что ЛСД и героин откроют двери в новый мир. Она сбежала из дома в поисках свободы и красоты, но оказалась в квартире с наркоманами. Она не могла перекинуться ни туда, ни сюда и умирала от ломки и обезвоживания. Я поил ее с ложки и менял под ней пеленки, потому что я… Я не смог, я не… А потом пришел он и увел ее. Она видела только его, она хотела только одного — быть с ним любой ценой. А он ставил над ней опыты. Поэтому он стал Магистром.
Владимир Николаевич замолчал. Он смотрел на меня, и в его зеленых глазах я видел столько ненависти и тоски, сколько не видел никогда ни в одном человеке. И я увидел, что он не лжет.
Я мог убить его, всего лишь перегнувшись через столик, разделяющий нас, а потом просто уйти. Или показать медальон охране. Может, даже я бы потом спас Аиду. И отомстил бы за Анну. Но вместо этого я вдруг увидел Кловин. Она лежала на желтой земле, еще живая, и кровь быстро впитывалась в дорожную пыль. Ее застывшие глаза безнадежно смотрели на холмы — туда, где было спасение. А на груди моего отца висел медальон, который он надел по праву победителя.
И тогда я опустился перед Рэндальфом на колени, снял с шеи знак верховной власти над Гильдией и протянул ему.
— Я отрекаюсь от власти, данной мне по праву рождения и по праву Гильдии, и присягаю тебе, Наместник Гильдии крысоловов и отныне Верховный Магистр.
Люди в изумлении оглядывались на нас, охрана замерла у входа.
Лицо его осталось невозмутимым, только дрогнул и пополз вниз уголок рта. Так бывает у больных пляской святого Витта. Он смотрел на меня, стоявшего перед ним на коленях со склоненной головой, и не улыбался. Я чувствовал его ледяную ненависть и знал, что этого между нами ему не изменить.
Он принял из моих рук реликвию и возложил ее на себя. Из динамиков ревела музыка, смеялись пьяные девушки, официанты разносили пиво.
Тогда он протянул руку и коснулся моей головы.
— Я принимаю твою присягу, племянник. Отныне ты — мастер, ты вправе носить имя своего отца и можешь брать себе учеников. А теперь поднимись. Ты свободен.
Я поднялся.
— Но лучше бы тебе остаться с крысами, — он посмотрел мне в глаза. — Уходи, Чернов. Она ждет тебя на улице. Властью Верховного Магистра Гильдии крысоловов, данной мне по праву рождения и по праву Гильдии, я отпускаю твою крысу.
Он кивнул охране и вышел первым.
Один из охранников подошел ко мне и положил на столик старый Машин «айфон». Я взял его и сунул в карман.
Пошел дождь. Где-то вдали, за крышами, загремел гром. Осенние сумерки накрыли город, повеяло прелыми листьями и мокрым асфальтом. Аида стояла посреди улицы, обняв себя руками за плечи, и смотрела на меня. На ее пальце мерцал рубин с королевской печатью. С каждым моим шагом в ее глазах все ярче разгорались алые огоньки. Пешка прошла через поле и превратилась в королеву.
Проклятие Рэндальфа сбылось.
Каждый получил то, что хотел, потому что это — лучшая месть. Или это и есть справедливость?
