– Думаю, не упустил бы, – согласился Аллейн. – Так что в этих рассуждениях определенно есть рациональное зерно. Но в вашей теории также присутствует стаканчик для бренди. У кого, по-вашему, имелась возможность капнуть в этот стакан цианид?
Уилл покраснел до кончиков своих ярко-рыжих волос.
– У меня нет ни малейшего желания обвинять кого-либо в убийстве, – заявил он. – Зато я совершенно точно знаю, кто к этому не причастен, и выступаю в его защиту. У Боба Леджа из-за его политических взглядов могущественных покровителей нет, и никто, кроме меня, не замолвит за него словечко. Так что я буду и впредь отстаивать его невиновность, а свои догадки оставлю пока при себе.
– Послушайте, – мягко произнес Аллейн, – любая теория нуждается в подтверждении, но то, что сказали вы, меня до конца не убедило, хотя я понимаю вашу мотивацию. Так что мы, как это ни прискорбно, не станем полностью снимать подозрения с мистера Леджа – даже после столь пылкой речи в его защиту. И запомните одну вещь: лучший способ обелить Леджа – указать на того, кто действительно совершил это преступление.
– Я ничего об этом не знаю.
– Неужели?
– Точно так.
– Понятно, – протянул Аллейн. – Тогда скажите: далеко ли от этого пресловутого стаканчика стоял мистер Ледж, когда метал свои стрелки?
– Он и близко к нему не подходил. Стол, на который Уочмен поставил свой стаканчик, располагался рядом с мишенью. А Ледж находился от нее на расстоянии нескольких шагов. Практически в другом конце комнаты.
– А вы помните, кто стоял около этого стола?
Уилл сжал губы в нитку и промолчал.
– Хорошо. Давайте поставим вопрос иначе, – продолжил после небольшой паузы Аллейн. – Как вы думаете, мистер Пэриш мог при желании дотянуться до стакана?
– Думаю, что мог, сэр, – ответил Уилл.
II
– А теперь, Фокс, – произнес Аллейн, – нам нужно поговорить с мистером Себастьяном Пэришем. Если, конечно, он сейчас на территории гостиницы. Но мне почему-то кажется, что слишком далеко от нее он уйти не мог. Так что не сочтите за труд – прогуляйтесь по участку и найдите его.
Когда Фокс удалился, Аллейн основательно глотнул пива и принялся просматривать записи, сделанные его коллегой во время разговора с Уиллом Помроем. Между тем солнце окончательно скрылось за горизонтом, за окном сгустились сумерки, и деревушка Оттеркомби начала готовиться к благословенному вечернему отдыху. На пристани раздавались голоса рыбаков, вытаскивавших на берег свои лодки, а затем по каменным плитам дорожек протопали тяжелые сапоги возвращавшихся домой мужчин. Но скоро стихли и эти звуки, и до слуха Аллейна теперь доносился лишь приглушенный расстоянием шум прибоя.
Впрочем, в отличие от Оттеркомби, в «Плюмаже» никто, похоже, отдыхать не собирался. Во всяком случае, обслуживающий персонал. Тут время зря не теряли и, пользуясь временным затишьем в деревне, мыли и приводили в порядок частный бар, чтобы как можно скорее открыть его для посетителей. Так что по прошествии четверти часа покой Аллейна то и дело стали нарушать чьи-то голоса, взрывы смеха, скрип ступеней на лестнице и звяканье ведер. Неожиданно Аллейн услышал Фокса, обменивавшегося с кем-то репликами, потом разговор оборвался, и в наступившей тишине явственно прозвучали два слова: «разумеется, приду».
«Это наш актер», – подумал Аллейн.
В следующее мгновение боковая дверь частного бара с шумом распахнулась и захлопнулась, а еще через секунду в гостиную вошли Фокс и Себастьян Пэриш.
Так как вечер стоял теплый, Себастьян надел шорты и синюю рубашку, которые носил с таким шиком, что все производители летней одежды должны были, по идее, выстраиваться в очередь, чтобы упрашивать его как можно чаще показываться на людях в подобном виде. Помимо вышеупомянутого легкого гардероба, Себастьян обладал парой изумительно стройных загорелых ног, отливавших золотистым блеском, и в меру мускулистым загорелым торсом юного античного бога, украшенным обесцвеченными солнцем нежными завитками волос, проступавших на груди сквозь тончайшую ткань сорочки. В целом он производил впечатление чрезвычайно ухоженного, холеного и великолепно причесанного молодого человека, за которым вечно таскаются толпой массажисты, гримеры и парикмахеры, готовые в любой момент привести в порядок его внешность, даже броситься вслед за ним в море, если ему вдруг захочется искупаться. Иными словами, Себастьян Пэриш являлся идеальным образчиком особого типа мужской привлекательности, который так нравится женщинам, но мужчинам может показаться чуточку приторным. Пришедший с ним рыхлый полноватый Фокс, одетый в добротный шерстяной костюм, казался в сравнении с Себастьяном представителем иной человеческой породы или даже выходцем с другой планеты.
