Стоявший рядом молодой человек, представленный Санче как Антонио Фуччи, обращаясь к ней, что-то говорил, и она, с трудом оторвав взгляд от графа, постаралась сообразить, о чем толкует юноша. Но в ее голове вихрем носились мысли: почему он здесь? Является ли он близким другом семьи Бернадино? Сообщит ли он своим друзьям и особенно той девушке, которая, по всем признакам, уже считает его своим приобретением, о том, что знаком с нею? Санча не могла не признать, что девушка действительно производит сильное впечатление в своем атласном платье, позволяющем отчетливо видеть все изгибы великолепной фигуры; ей едва ли когда-либо приходилось жаловаться на отсутствие поклонников.
– Чем вы занимаетесь в Италии, мисс Форрест? – спросил Антонио по-английски, и Санча в смущении прикусила губу.
– Я… э-э… я работаю в журнале «Парита», – торопливо пояснила она. – Мой дядя… синьор Тессиле… главный редактор журнала в Венеции.
– Понимаю, – кивнул Антонио.
Это был красивый юноша, и при других обстоятельствах Санче, возможно, польстило бы его внимание, но в данный момент она воспринимала лишь устремленный на нее пронизывающий взгляд графа Чезаре Альберто Вентуро ди Малатесты.
– И вам нравится зарабатывать самостоятельно себе на жизнь? – с очаровательной улыбкой поинтересовался Антонио.
– Это вопрос простой необходимости, – ответила она рассеянно, не в силах побороть желания убедиться, что граф все еще смотрит в ее сторону. Но он уже ушел, исчезла и восхитительная брюнетка.
Санча крепко сжала губы. Откуда у нее такое ощущение, будто ей кто-то изменил? Граф и она ничего не значили друг для друга, и ей следовало примириться с тем, что столь привлекательный мужчина неизбежно должен пробуждать у женщин интерес. И все-таки Санча не могла отделаться от чувства разочарования, и вечер внезапно потерял для нее всякую прелесть.
Ужин сервировали в просторной столовой. На полированной поверхности длинного стола сверкали серебряные приборы и хрустальные бокалы, перед каждым гостем лежала салфетка из настоящих венецианских кружев. В центре стола по всей его длине через равные интервалы были расставлены вазы с красиво подобранными букетами из алых роз и душистых белых магнолий.
С позволения дяди Санчу к столу проводил Антонио. Она заняла место на дальнем конце стола, а на противоположном конце восседали хозяин и хозяйка. И Санча, которая почти помимо воли шарила глазами по рядам сидящих за столом гостей, вновь увидела графа. Он сидел справа от хозяйки, а рядом с ним – черноволосая девушка. Не замечая, что за ним наблюдают, граф наклонил голову, прислушиваясь к словам своей спутницы, и Санчу охватило чувство какой-то безысходной грусти и одиночества. Лишь огромным усилием воли ей удалось отвести взор и сконцентрировать внимание на непосредственном окружении.
Ужин был превосходным и состоял из лучших блюд итальянской и французской кухни. Как объяснил Санче вполголоса Антонио, у Бернадино на кухне заправлял французский повар. Подавали столько отменных кушаний, что она сбилась со счета. За богатым выбором всевозможных закусок последовали: мясо крабов и салат, жареные телячьи отбивные, предварительно обмазанные сырыми яйцами и вывалянные в хлебных крошках и затем уже в готовом виде уложенные на рассыпчатый рис, малиновое суфле, таявшее во рту, и мороженое с различными добавками и фруктами из собственного сада Бернадино и отличный сыр из Ломбардии. Трапезу завершил крепкий черный кофе. Его аромат смешивался с легким запахом сигарного дыма, тонкими струйками поднимавшегося над головами гостей.
На протяжении всего ужина Санча преднамеренно старалась глядеть только на Антонио, дядю и тетю, а также на ближайших соседей. За очень длинным столом, поддерживая притворно-оживленный разговор, было не так уж и трудно вообразить себе, что граф лишь почудился. Но с приближением конца ужина суровая действительность вновь напомнила о себе, и Санча с отчаянием подумала, что граф наверняка рассказал о ней своей прелестной спутнице, и оба посмеялись над ее наивностью и старомодными воззрениями.
Постепенно гости расходились от стола, захватив бокалы с напитками и разговаривая между собой с той милой задушевностью, которая обычно возникает после совместной приятной трапезы и хорошего вина. Антонио с готовностью отодвинул кресло Санчи, помогая ей подняться, ж она невольно взглянула на противоположный конец стола. Граф и его партнерша продолжали сидеть и, судя по оживленной жестикуляции девушки, были всецело поглощены беседой.
