— Не сомневаюсь, — устало ответил герцог. — Зайди ко мне утром, Джек, я посмотрю, сколько золота осталось в сейфе. Придется платить наличными — ведь по банковским чекам полиция легко выйдет на меня.
Вошел Помфрет, чтобы унести пустую посуду. Вслед за ним ушел и Джек, в отличие от дворецкого он передвигался с шумом и топотом, а выходя из библиотеки, так хлопнул дверью, что, казалось, сотрясся весь дом.
Доминик откинулся в кресле-качалке, глядя усталыми, слезящимися глазами на языки пламени, пляшущие в камине.
Было уже поздно — должно быть, больше двенадцати. Пора спать… Но герцог не мог заставить себя встать с кресла.
Итак, думал он, Ладберри будет спасен — но спасен с помощью силы и хитрости, которым научились его люди на войне под командованием Веллингтона. План герцога не увенчался успехом.
Доминик понимал, что этого следовало ожидать, но на душе у него было очень и очень тоскливо.
За судьбу Ориса он не беспокоился: Мерс и Мортимер — лучшие солдаты в отряде, а о самом Джеке и говорить нечего. Ладберри в безопасности… Но кто поможет сотням и тысячам несчастных, которые, как и он, ежедневно становятся жертвами судебных ошибок?
Должно быть, он задремал и проснулся от ощущения, что в комнате кто-то есть. Спросонья Доминик подумал, что это миссис Кодиган зашла проверить, убрал ли дворецкий посуду, или, может быть, кто-то из лакеев, привлеченный топотом Джека, решил узнать, что за шум…
Доминик открыл глаза и хотел заговорить — но в следующий миг язык его словно примерз к небу.
«Должно быть, все дело в выпивке, — думал он. — Я слишком много выпил, и теперь мне мерещится всякая чушь. А может быть, у меня началась лихорадка и я брежу наяву?»
По комнате, освещенной лишь слабым мерцающим светом углей в камине, бесшумно скользило привидение. Стройная легкая фигурка, облаченная во что-то длинное и белое, нерешительно остановилась посреди библиотеки, а затем направилась к мраморному столику с микроскопом.
Доминик отчаянно заморгал — и это помогло. Теперь он понял, что видит перед собой не гостью с того света, а всего лишь трижды проклятую девицу Фенвик, поклонницу Мэри Уоллстонкрафт.
И эта чума в женском обличье сейчас подбирается к его самому драгоценному достоянию!
— Не трогайте… — прохрипел Доминик.
Он хотел потребовать, чтобы девица немедленно отошла от микроскопа и никогда больше к нему не приближалась. Хотел добавить еще, что от женщин одни неприятности, а от ученых женщин в особенности. Хотел сказать еще много горьких, но справедливых слов… но из воспаленного горла его вырвалось только невразумительное сиплое карканье.
Девушка подпрыгнула от неожиданности, но в следующий миг обернулась к герцогу, радостно всплеснув руками. Лазурные глаза ее сияли восторгом, на губах играла такая счастливая улыбка, словно Мэри Фенвик встретилась с лучшим другом после долгой разлуки.
— Боже мой! — воскликнула она. — Это же микроскоп! Настоящий ахроматический микроскоп!
— Эта болезнь, в обиходе называемая крупом, на самом деле представляет собой форму ларингита, — объяснял молодой доктор Реджинальд Пендрагон, склоняясь над герцогом и поднося к его рту деревянную медицинскую ложечку. — Ну-ка, Доминик, открой рот!
Больной что-то проворчал, но покорно подчинился.
— Неприятная штука, но не смертельная, — бодро продолжал доктор.
Герцог прохрипел что-то невнятное.
— Совершенно верно, старина, полная потеря голоса, — жизнерадостно откликнулся доктор. — Несколько дней тебе лучше молчать — незачем напрягать голосовые связки.
Осмотрев горло пациента, доктор отложил ложечку и тщательно вытер руки влажным полотенцем, которое уже держал наготове камердинер герцога Тимоти Краддлс.
Доктор Пендрагон был ровесником герцога, но выглядел гораздо моложе. Невысокий, стройный, с густыми «античными» кудрями и огромными задумчивыми глазами, он был настоящим красавцем в романтическом вкусе того времени. Трудно было поверить, что этот молодой человек служил в Испании военным врачом, и многие храбрые воины — в их числе и сам герцог — не без оснований считали, что обязаны ему жизнью.
Доктор Пендрагон окончил медицинскую школу при Эдинбургском университете, которая, по всеобщему мнению, выпускала лучших врачей в мире. Он был учен по новейшей методике и добрым старым названиям «ангина» или «круп» предпочитал новомодные «ларингиты» и «бронхиты».
