Повсюду бушевал огонь. Жар опалял мне лицо, вокруг вспыхивали языки пламени — оранжевые, красные, синие. У огня гораздо больше оттенков, чем многие считают. Я находился в доме Сестер, и мне оттуда не выбраться.
ГДЕ ТЫ?
Я взглянул на собственные ноги. Он в любую минуту может оказаться здесь. Неожиданно позади меня раздался голос:
— Я ЖДУ.
Я кинулся к лестнице, но едва я ступил на нее, как ступеньки рассыпались и я сорвался вниз. В полу открылось отверстие, и я упал в подвал, ударившись плечом о раскаленный деревянный пол. Оглядевшись по сторонам, я понял, что очутился в библиотеке. Горели и съеживались страницы: Леонардо да Винчи, Эмили Дикинсон, По… и еще одна книга.
Книга Лун.
Рядом сгустился серый дым, и я сразу догадался, в чем дело. Это был он.
Я потерял сознание.
Я проснулся в ванной комнате и, посмотрев на себя в зеркало, обнаружил, что лицо почернело от сажи. Целый день после ночного кошмара я кашлял, пытаясь освободить легкие от накопившегося пепла.
После стычки с Мэконом я стал спать еще хуже. Столкновения с Мэконом обычно влекли за собой ссору с Леной. Что может быть ужаснее?.. Однако теперь и я, и Лена пребывали в полной растерянности, изо всех сил стараясь не замечать то, что творится в Гэтлине. Мы находились на грани отчаяния. Но назойливые мысли не давали нам покоя. Мы сосредотачивались на вещах, которые были в нашей власти: следили за тем, чтобы Ридли не попала в беду, а саранча не проникла в наши дома. Когда близится конец света, в какой-то момент к этому привыкаешь. Дни становятся похожи один на другой, хотя все осознают, что творится полное безумие.
Саранча ожесточенно уничтожала жалкие остатки растительности, солнце палило нещадно, а люди потеряли рассудок. Но именно жара вызывала наибольшие мучения. Играл ли кто-нибудь в баскетбол, направлялся ли на свидание или лежал на койке в больнице: никто не мог выкинуть ее из головы. Она заполняла наше существование с самого пробуждения до отхода ко сну, напоминая нам о том, что все изменилось. Хорошего уже не предвидится. Будет только хуже.
Лишним доказательством являлась наша собственная кухня. Раньше Эмма имела связь с нашей старой плитой практически на клеточном уровне. Если, к примеру, она что-то задумывала, то плита незамедлительно воплощала ее желание в жизнь. А сейчас Эмма замкнулась в себе и не собиралась выбираться на белый свет. Мне оставалось только биться над проблемой и пытаться соединить все части мозаики в единое целое. А строил я свои предположения на основании наиболее привычного Эмме языка — готовки.
Подсказка номер один: резиновая курица. Она оказалась весьма полезной подсказкой для определения состояния ума и временных рамок, почти как степень трупного окоченения жертвы для полицейского. Как ни крути, а Эмма славилась на три округа своей курицей с клецками! Если она умудрялась приготовить резиновую птицу, это означало следующее: а) она встревожена, б) занята. Ведь Эмма не просто забыла вынуть сковороду из духовки, но у нее еще и не было времени сразу же заняться ею. В итоге курица слишком долго томилась, а потом валялась без толку на охладительной решетке. Она страдала без Эммы, как и все мы. Мне необходимо узнать, где она пропадает и что ее гложет.
Подсказка номер два: полное отсутствие пирогов. Эмма перестала печь, она отказалась даже от своих знаменитых лимонных меренг. И я сразу сделал новые неутешительные выводы: а) она не разговаривает с великими предками, б) и, конечно, не общается с дядюшкой Эбнером. Я не заглядывал в бар, но отсутствие там бутылки «Джек Дэниелс» наверняка бы подтвердило мою гипотезу насчет дядюшки Эбнера. Неужели бокор так повлиял на Эмму?
И, наконец, подсказка номер три. Чай был неимоверно переслащен, поэтому: а) Сестрам удавалось прошмыгнуть на кухню и подсыпать в кувшин сахара (кстати, и соли в подливку), б) Эмма постоянно забывала, сколько ложек она положила в чай, или я свихнулся.
Вероятно, все три мои гипотезы одинаково верны, но Эмма что-то задумала, и я намеревался узнать, что именно. Даже если мне придется лично задать вопрос бокору.
