— Ой, это все реально, лады? — сказала я, двигаясь на середину сидения, чтобы освободить ему место. — В доказательство, у меня остались воспоминания с брачной ночи.
Он наклонился ко мне и провел носом по чувствительной части моей шеи, пока не остановился возле уха.
— Конечно, остались.
— Ох… — сказала я, когда он прижался к моей повязке.
— Ой, вот дерьмо, прости, Голубка.
— Ты прощен, — улыбнулась я.
Всю дорогу до аэропорта мы держались за руки; я откровенно смеялась каждый раз, когда Трэвис смотрел на свое обручальное кольцо. В его глазах было написано спокойствие, к которому я уже начала привыкать.
— Когда вернемся домой, думаю, до меня наконец-то дойдет что произошло, и я перестану вести себя как придурок.
— Обещаешь? — улыбнулась я.
Он поцеловал мою руку, положил себе на колени и прижал ее своими ладонями.
— Нет.
Я засмеялась и устроилась головой у него на плече, пока машина не замедлила ход и не остановилась рядом с аэропортом. Мой телефон вновь зазвонил, показывая имя Америки на экране.
— Она не отступит. Дай мне с ней поговорить, — сказал Трэвис, потянувшись к моему телефону.
— Алло? — сказал он, пережидая поток пронзительных ругательств на том конце линии. Он улыбнулся.
— Потому что я ее муж. Теперь, я имею право отвечать вместо нее. — Он посмотрел на меня и открыл дверь такси, предлагая мне свою руку. — Мы в аэропорту, Америка. Почему бы вам с Шепом не подобрать нас? Ты сможешь орать на нас всю дорогу домой. Да, всю дорогу. Мы прилетим около трех. Хорошо, Мер. Увидимся.
Он поморщился от ее резких слов, а затем протянул мне телефон.
— Ты не шутила. Она очень разозлилась.
Он оставил на чай таксисту и закинул сумку себе на плечо, вытаскивая ручку моего чемодана на колесиках. Его татуированные руки напряглись, когда он поднял мою сумку, свободной рукой потянувшись ко мне.
— Не могу поверить, что ты разрешил ей кричать на нас целый ча, — сказала я, последовав за ним через вращающуюся дверь.
— Ты же не думаешь, что я позволю ей кричать на мою жену, не так ли?
— Ты довольно быстро привыкаешь к этому понятию.
— Думаю, настало время мне это осознать. С той секунды, что я встретил тебя, я уже знал, что ты станешь моей женой. Не буду лгать и говорить, что я не ждал того дня, когда смогу это сказать… так что, я собираюсь злоупотребить твоим новым званием. Пора бы тебе уже привыкнуть.
Он сказал это настолько обыденным тоном, будто не раз повторял эту речь.
Я рассмеялась и сжала его руку.
— Я не против.
Он искоса посмотрел на меня.
— Не против?
Я покачала головой, и он притянул меня к себе, целуя в щеку.
— Хорошо. Тебя затошнит от этого через пару месяцев, но прости мне эту слабину, ладно?
Я пошла за ним через холл, до эскалаторов и службы безопасности. Когда Трэвис прошел через металлодетектор, раздался громкий звуковой сигнал. Когда служащий аэропорта попросил Трэвиса снять кольцо, его лицо приобрело суровый вид.
— Оно будет у меня сэр, — произнес офицер, — это всего лишь на пару секунд.
— Я обещал ей, что никогда не сниму его, — процедил Трэвис сквозь зубы.
Офицер протянул свою ладонь, а на его лице образовались озорные морщинки вокруг глаз, выражающие терпение и понимание. Трэвис неохотно снял кольцо, и, вложив в руку охранника, а затем, вздохнув, прошел через рамку, но на этот раз без сигнала. Я прошла без происшествий, также передав свое кольцо. Трэвис все еще был напряжен, но когда нас пропустили, его плечи расслабились.
— Все в порядке, малыш. Оно снова на твоем пальце, — сказала я, хихикая над его чрезмерно бурной реакцией.
Он поцеловал мой лоб, прижав меня к себе, пока мы шли к терминалу. Когда я поймала взгляды людей, мимо которых мы прошли, я задалась вопросом, было ли очевидно, что мы молодожены, или их просто привлекала глупая ухмылка Трэвиса, резко контрастирующая с его коротко стриженой головой, расписными руками и бугрящимися мышцами.
Аэропорт гудел от взбудораженных туристов, в воздухе стоял шум от игровых автоматов, а люди шли во всевозможных направлениях. Я улыбнулась молодой паре, держащейся за руки, выглядевшей такой же возбужденной и нервной, как Трэвис и я, когда мы прилетели. Я не сомневалась, что из ощущений у них останется смесь облегчения и недоумения, которые испытали мы, сделав то, ради чего приехали.