— Не уходи, — сказал он.
В горле у него пересохло, и он не знал, куда деть руки.
И вдруг все стало точно таким, как в тот вечер, когда они ходили к заброшенной шахте.
«Море, наверное, очень красивое».
«Меня зовут Якоб Ален».
«А меня Элизабет Бош».
Элизабет пальцем подцепила вишню из стакана и сунула ее в рот. Потом она попросила сигарету, и Якоб очень удивился. Он даже не знал, что она курит.
— Шармёр.
Вдруг подвернулось слово, которое она не вспоминала целую жизнь, а теперь оно вдруг слетело с языка, будто она каждый день его произносит. Уроки бабушки, которая, занимаясь стиркой, накопила богатый опыт общения и с господами, и с проходимцами. «Если подойдет к тебе такой шармёр, беги прочь. Если начнет завлекать тебя красивыми словами, заткни уши. Когда одной рукой он вешает тебе на шею золотую цепочку, следи, куда он полезет другой рукой. Если будешь ходить с животом, такого кавалера поминай как звали».
Хорошо жилось со старухой, прачкой, травницей, гадалкой, вдобавок она умела предсказывать судьбу. Мать пропала без следа, развелась с отцом, вышла замуж за другого, а другой не желал чужого ребенка. Может, она в войну где-нибудь погибла.
— Тысяча морей, тысяча пивнушек, — сказала Элизабет.
— Да, всякое бывало, — ответил он.
Она вдруг смутилась, она ведь почти ничего про него не знала. Хотя вообще-то про жизнь моряков ей слышать доводилось.
Он не пытался ее ни в чем разуверить. Когда-нибудь он и впрямь поедет с ней в Мадрас, они возьмут напрокат катамаран, поднимут ржаво-красный парус, и пусть ветер гонит их на коралловые рифы; право, не такая уж несбыточная мечта.
— Ну и тип же ты, — сказала женщина.
Когда они вышли на площадь перед кафе, ярко светило солнце. Они не знали, куда им теперь податься. Элизабет считала, что решать должен он, а он не знал, как для нее лучше. В конце концов они пошли по Унтер ден Линден. Она поглядела на застывших перед мемориалом часовых, винтовки на полусогнутой руке и вспомнила совет бургомистра не прозевать смену караула. Но смены пришлось бы ждать, а ей сейчас ничего больше не хотелось, кроме как идти рядом с Якобом, забыв про все остальное, про детей и деревню, про вчера и завтра. Когда в незапамятные времена Элизабет ходила с бабушкой по лугу, она всегда хваталась за старухину руку, закрывала глаза и словно по волшебству уносилась за пределы земного тяготения. При этом ей чудилось, будто тело у нее становится невесомым. Она обладала умением парить над землей, как ее бабушка, — волшебным даром предвидения: бабушка умела предсказывать, кому теперь очередь помирать в их маленьком селении, среди холмов, взбегающих полого кверху и так же полого опадающих.
Элизабет была бы куда как рада повторить ту же игру здесь, на Унтер ден Линден, но постеснялась людей.
Они сели на ограду фонтана, подставив лицо солнечным лучам. Ален невольно вспомнил Амстердам, тамошних голубей, которые садятся на плечи и на руки.
«Вот уж не думала, что мне еще будет так хорошо».
«Это только начало».
— Ты видишь самолет? — спросила Элизабет.
— Нет.
— Там, за облаками.
— За облаками нельзя увидеть самолет.
— А я вижу.
— Когда ты будешь в Гамбурге, мы поедем с экскурсией от фирмы «Датское масло».
— Можно слетать и в Чехословакию.
— Я не прочь, поищем «Датское масло» в Чехословакии.
Оба рассмеялись, Якоб Ален взял ее за руки, и ей подумалось, что теперь все хорошо.
Еще засветло она проводила его до пограничного перехода. Ей очень хотелось, чтобы он наконец заметил, что теперь она не такая толстая, как раньше, что волосы она зачесала по-другому и носит его цепочку. Но Якоб Ален и сейчас ничего не заметил. Они помахали друг другу, и она подумала, что в конце концов хорошо и так.
Когда Элизабет Бош начала курить, это вызвало в деревне легкий шок. Баба разменяла шестой десяток — и на тебе! Мужа погребла под собой гора, а жена покупает туфли цвета морской волны, красит губы, накидывает на плечи сиреневый платочек и разгуливает по деревне, как спящая красавица после пробуждения. Поначалу Элизабет и самой было неловко, что она вдруг заинтересовалась нарядами, как незнамо кто. Но потом она подумала: кому какое дело? Почему бы мне и не носить туфли цвета морской волны, когда я кормлю уток, или пеструю косынку, когда я натираю пол? Может, я сошла с ума, ну и ладно, ну и сошла.
