Предпоследняя правда - страница 44

Шрифт
Интервал

стр.

Но, если подумать, какое детство, такие и глаза. Соседи сказали, она была Катьке не как дочка, а как нянька.

По сравнению с Аленой и Аришей, Нина… нехорошо так говорить, но она просто отсталая!.. Алена и Ариша прекрасно играют на пианино, Алена катается на коньках и на лыжах, как профессиональная спортсменка, Ариша знает наизусть сотни стихов… Нет-нет, она не глупа и несправедлива настолько, чтобы ожидать столичных изысков от девочки, выросшей с пьющей матерью и учившейся в поселковой школе. Всему — лыжам и стихам — нужно научить, а Нину учить было некому.

Ольга Алексеевна всегда гордилась своей объективностью. Не позволяла себе, как многие преподаватели, личных симпатий и антипатий: не понравился студент, показался нахальным, развязным, — раз и тройку ему вместо четверки. Она всегда себя контролировала: не понравился студент — она ему дополнительный вопрос. Ну а уж если не ответил, тогда держись…Так неужели она будет несправедлива к сироте?..

…Но эта девочка не знает самых элементарных вещей!.. Не знает, что «Медного всадника» написал Пушкин, что в Москве есть Третьяковка и Пушкинский музей, она даже — смешно сказать — не знала, что в Ленинград ездят на поезде…

А почему она все время молчит?.. Девочки в ее возрасте даже излишне эмоциональны и болтливы, а эта — то ли хмурится, то ли улыбается, и все молча. Молчунья, от природы неразговорчивая, эмоционально не развитая или просто туповата?..

Ольга Алексеевна значительно посмотрела на мужа и, понизив голос, сказала:

— Все не так страшно. Она ничего не знает.

— Чего ничего? — раздраженно спросил Андрей Петрович. — Что ты тут шепчешь, понимаешь, как шпионка?..

Ольга Алексеевна не обратила внимания на тон мужа, — он нервничает, чувствует себя не в своей тарелке. Она и сама нервничала. Одно дело принять благородное решение, и совсем другое, когда вот оно, твое благородное решение, спит в гостиной.

— Нина не знает, кто она и откуда. Для нее ее жизнь началась в поселке. Она не знает, кто ее отец, — терпеливо пояснила Ольга Алексеевна. — Катька ей что-то наплела, — ну как обычно говорят, что отец летчик, разбился, или что-то вроде того… Хоть тут ума хватило…Кстати, я подумала — с алкоголизмом мы с тобой погорячились. Откуда у нее НАСЛЕДСТВЕННЫЙ алкоголизм? Катька ведь начала пить уже там, в поселке, когда…

— Когда его… — продолжил Андрей Петрович, приставил к голове палец и нажал на воображаемый курок, что означало «расстреляли».

— Андрюшонок, теперь самое главное. Слушай меня внимательно.

— Ну? — недовольно отозвался Андрей Петрович. — Что еще? Ну?..

— Ну… ну вот. Ты только сразу не возражай. В общем… Девочка не знает, что мы с Катькой сестры, что она моя родная племянница. И Я ЕЙ НЕ СКАЗАЛА. Теперь понимаешь?

— А чего тут не понять? Конечно, понимаю. Не знает, так скажи ей.

Ольга Алексеевна устало откинулась на стуле, вздохнула — как он иногда тяжело соображает, прямо как трактор, слышно, как гусеницы скрипят…

— И пусть все так и остается. ПУСТЬ ВСЕ ТАК И ОСТАЕТСЯ. Я сказала: «Ты осталась сиротой, мы с Андреем Петровичем как коммунисты пришли к тебе на помощь».

— Не по-онял… — сердито пробасил Андрей Петрович, сообразив наконец, о чем речь, и упрямо набычился. С покрасневшего затылка медленно поползла капля пота.

Все, с кем Андрей Петрович напрямую общался в районе, директора крупных заводов, секретари больших партийных организаций, были знакомы с этим тягучим «не по-онял» в диапазоне от «не одобряю» до «ты у меня вылетишь из партии!» и умели распознавать настроение «первого» по степени покраснения от приятно розового цвета свежего окорока до багряного апоплексического румянца. В райкоме, среди своих, бытовало выражение «он на тебя краснел?». За покраснением обычно следовал крик.

Краснеть на Ольгу Алексеевну было бессмысленно, — Андрей Петрович и помыслить не мог повысить на нее голос или решить что-нибудь в одиночку. Его домашность и прирученность была несомненной, и дома привычка к многолетней власти проявлялась только на лингвистическом уровне — «не по-онял» выражало крайнюю степень неодобрения, которую он мог себе позволить. На угрожающее «не по-онял» Ольга Алексеевна обычно реагировала холодной улыбкой, — чуть кривила уголки губ, и он сразу же сдавал назад…. Страшно представить, что было бы, если бы Ольга Алексеевна не была такой умной… или такой сексуальной, в общем, если бы он так ее не любил.


стр.

Похожие книги