Правда, кораблей Айра никогда в своей жизни не видела, но вот утлые лодчонки рыбаков ей были хорошо знакомы: узкие, неустойчивые и очень длинные. Из них, если неудачно пошевелиться, можно запросто вывалиться в речку и вымокнуть до нитки, поэтому она никогда раньше не рисковала забираться внутрь без взрослых...
Гм. Когда это - раньше?
Айра нахмурилась, но память отчего-то не желала делиться воспоминаниями. Девушка помнила свое имя. Откуда-то знала, что жива и невредима. Но совершенно не понимала, что происходит. Смутно чувствовала, что не так давно стремилась куда-то убежать... или от кого-то?.. долго боялась, потом так же долго спала... и во сне ей вроде бы было больно, но боль была эта как бы застарелой, уходящей, вялой... а затем она вдруг проснулась и зачем-то ушла из того места, где пробыла несколько дней... или же лет? Что-то прогнало ее прочь, заставило торопиться, куда-то идти, бежать и даже плыть. Но все это словно во сне. Как будто не с ней. И почему-то ощущение такое, словно она заново родилась. Вот только не неразумным младенцем, умеющим лишь пищать и пускать слюнные пузыри, но человеком вполне взрослым...
Я ведь человек?..
...уже сформировавшимся...
"Точно", - решила она, осторожно проведя ладонью по округлой груди.
...и способным порождать в уме достаточно сложные словесные конструкции.
В то время как все остальное - совершенно чистый лист бумаги (я знаю, что такое бумага!): ни дома, ни семьи, ни бурного детства, ни родного города... или деревни... ни друзей, ни родителей, ни братьев, ни сестер... Ни-че-го!
Голова как в тумане. Мысли путаются и безобразно разбегаются в разные стороны, едва пытаешься об этом вспомнить. Но вспомнить надо, обязательно надо! Нужно понять, кто я, откуда, зачем здесь...
Неожиданно в груди что-то болезненно сжалось, затянуло, заныло. А потом сердце вдруг заколотилось с такой силой, будто его кнутом подстегнули. Или ударили? Айра сама не поняла, что с ней случилось, но в тот самый момент, как она подумала о прошлом, глаза вдруг заволокло плотной сиреневой пеленой, в висках больно укололо, дыхание оборвалось, а под левой грудью заломило так, будто ее пронзили насквозь.
Не выдержав, девушка застонала, инстинктивно закрывая больное место. Свернулась в клубочек, обхватила себя руками и так замерла, пережидая непонятный приступ.
От раздавшегося шума тихое пение снаружи резко оборвалось, испуганно вскрикнул незнакомый женский голос, затем что-то тяжелое упало на деревянный пол... чего? повозки?.. да, наверное. По крайней мере, становится объяснимой эта мерная качка, тихое поскрипывание невидимых бортов и редкое хлопанье натянутой между ними ткани. И, наконец, кто-то изумленно вскрикнул:
- Ох, ты ж... спаси тебя Всевышний... очнулась?!
Айра, с облегчением чувствуя, как стихает боль в груди, открыла глаза и тут же увидела нависающую сверху серую ткань, которая от каждого порыва ветра начинала пугливо трепетать и пытаться слететь с изогнутых жердей, служивших ей опорой. Чуть ниже мелькала деревянная стенка из оструганных досок, под спиной расположилась, слегка смягчая тряску, плотная подложка. Значит, все-таки повозка... и пахнет тут лесом (я знаю этот запах!)... и пыль из-под лошадиных копыт клубится так, будто давно не было дождя...
Но вот нерадостный пейзаж заслонило незнакомое женское лицо и все тот же голос с участием произнес:
- Как себя чувствуешь, милая?
Женщина оказалась немолодой и, можно сказать, некрасивой: крупный нос, излишне полные губы, грубая морщинистая кожа, маленькие глаза, посаженные слишком близко друг к другу. Чересчур худая (если не сказать - истощенная) фигура, узловатые нитки вен на рано постаревших руках, загрубевшие от работы ладони... однако при этом было в ней что-то такое, что заставляло быстро позабыть о неказистой внешности - удивительная забота во взгляде, беспокойство, искреннее желание помочь, смешанное с почти материнской нежностью. И это делало ее мягче, ярче, какой-то по-домашнему теплой. А еще - вызывало необъяснимое доверие, как будто бы ты откуда-то точно знаешь, что старая служанка не обидит и не предаст.
