Уважаемый господин Териас - осанистый и важный купец, известный в своей гильдии как успешный делец и надежный компаньон, при виде ноши Белогора озадаченно наморщил лоб и задумчиво потеребил роскошную черную бороду, спускавшуюся по атласному кафтану чуть не до середины груди.
- Странные знаки нынче дает нам судьба... дочка, ты где?
Любава немедленно выбежала вперед.
- Здесь, батюшка. Я ее случайно увидела на речке, когда ополоснуться пришла. Сперва думала, что просто сом такой большой на берег выбросился, а потом она пошевелилась...
- Вижу, - так же задумчиво обронил купец, изучая бледное лицо незнакомки. - Знаки на ней охранные есть? Амулеты? Кле...
Он вдруг осекся, быстро покосившись на дочь, не желая, чтобы та знала про преступные клейма или, чего доброго, испугалась, что нашла какую-нибудь лиходейку, пытавшуюся избежать правосудия.
Вмешиваться в чужую судьбу - хуже нет греха перед Всевышним. Смягчать чужую кару неправильно. Это все знают. Однако, с другой стороны, если бы несчастной было суждено утонуть, она бы непременно утопла: Всевышний не навел бы на нее Любаву, не дал бы шанса выплыть. А значит, не время ей еще уходить, не вся чаша испита до дна, не все она сделала, для чего рождена была. Зачем-то попалась им на пути и для чего-то нашла ее именно Любава. Правильно ли? Неведомо. Но с виду девка вроде не похожа на лиходейку. Слабая только, да изможденная, как после долгого голодания. Хотя насчет клейм - вопрос спорный.
На вопросительный взгляд хозяина Белогор отрицательно качнул головой: нет, не имелось на девчонке никаких клейм. И амулетов тоже, и других каких знаков. Только одежка, порванная сразу в сотне мест, будто ее заживо резали когда-то, да шрамы странные на ладонях. Ни цепочки, ни колец, ни подорожной, ни памятной бирочки, с какими радивые хозяйки ходят на большой рынок за покупками, да записывают на них, чего надо для дому, чтобы не забыть. А на этой - ничего. Абсолютно. Словно с неба свалилась.
К тому же, одежка у нее непонятная. Не по росту сделана: мала слишком, словно девку наряжали на потеху развеселой толпе или же просто напялили то, что нашлось поблизости. Да и эти тряпки сильно износились, истерлись, первоначальный цвет уж и угадать нельзя, хотя по обрывкам плетеных веревочек на вороте можно предположить, что когда-то это была ночная сорочка. Грубоватая, мешковатая, но все же любовно вышитая и украшенная мелким орнаментом из кубиков и ромбов, как любят делать на юге Аргаира. А теперь вся красота поблекла, закрылась грязью, тонкое сукно порвалось во множестве мест. Над левой грудью вовсе застыло неприятного вида багровое пятно, будто туда вылили когда-то склянку с кровью. А рукава превратились в сплошное решето.
Господин Териас нахмурился, не заметив, как народу на поляне снова прибавилось. И опомнился только тогда, когда сзади зашуршало длинное платье, ноздрей коснулся тяжелый аромат дорогих благовоний, а надтреснутый голос старшей сестры заставил его чуть вздрогнуть.
- Бродяжка? - старательно скрывая брезгливость, поинтересовалась у купца высокая худая женщина в строгом коричневом платье и с вечно кислым выражением на костистом лице.
Любава тут же возмущенно вскинулась.
- Тетушка Ила!
- А кто тогда? Принцесса? Королевна? - в голосе воспитательницы проскользнула насмешка. Она неторопливо приблизилась, мельком заглянула в щелочку между полами плаща, недовольно фыркнула и отвернулась.
- Замарашка!
- Да вы посмотрите на нее: ни следочка от солнца! Ни царапинки! - Любава подхватила безвольно свесившуюся кисть незнакомки и насильно сунула тете под длинный нос. - Вон, какие пальцы! Не хуже моих! Гладкие, да белые! А у нашей Броньки какие - вы видели?!
Тетушка Ила досадливо поморщилась: да, руки у девчонки действительно не знали грубой работы. Ну, или знали, но когда-то очень давно. Кисти узкие, пальцы тонкие, кожа ровная, не тронутая ни грубой щеткой, ни грязью, ни щелоком, ни злым летним солнцем. Шея нежная, гладкая. Лицо из-под грязи выглядывает молодое, привлекающее не той броской красотой, что у легкомысленной воспитанницы, а, напротив, строгое, правильно заостренное у подбородка, с высокими и слегка выпирающими скулами. Такое и знатной даме иметь не грех. Если, конечно, ее подкормить и приодеть, как положено.
